Кэтрин все еще не до конца осознавала происходящее. Онарастерянно смотрела по сторонам, в то время как Энрико тащил ее к лифту.Комиссар невозмутимо курил, даже не глядя в их сторону. Дронго не понравилосьтакое завершение беседы.

— Подождите, — сделал он еще одну попытку, — мы хотим вампомочь. Разобраться…

— Идите вы… — выругался Вилари по-итальянски.

Куда именно — можно было догадаться, даже не зная языка.Когда тебя так далеко и от души посылают…

Дронго вернулся в кресло напротив Брюлея. «Ну и черт с ними,— раздраженно подумал он, — в конце концов, это не наше дело». Комиссар оставалсяневозмутимым. Он пыхтел своей трубкой, даже не шелохнувшись. Затем посмотрел наДронго и сказал:

— Кроме французского, я еще знаю английский и немногопонимаю итальянский.

— Я тоже понимаю итальянский, — усмехнулся Дронго.

— Перевести тебе, куда он нас послал, или ты понял?

— Здесь перевода не требуется. Я думаю, вы не раз слышалитакие выражения в ваших полицейских участках от итальянских эмигрантов.

— И ты думаешь, мне приятно было это слышать?

— Не думаю. Приятно то, что у нас есть повод еще разпоговорить с сеньором Энрико Вилари, — неожиданно заявил Дронго.

— Значит, ты тоже обратил внимание на его слова? — Комиссардостал трубку, посмотрел по сторонам. Жозе Монтейру, словно прочитав его мысли,бросился к ним с пепельницей. Он так и не решился сказать, что здесь нельзякурить. Оставив пепельницу на столике возле комиссара, портье так же быстроисчез.

— Когда начинается скандал, важно следить за каждым словом икаждым жестом говорящих, — улыбнулся Дронго, — кажется, так вы меня учили?

— Я думаю, ты всему научился сам, — добродушно возразилкомиссар, — но мы с тобой одновременно обратили внимание на слова ЭнрикоВилари.

— Он проговорился, — согласился Дронго, — неожиданно длясамого себя он проговорился.

— Да, да, — покачал головой Брюлей. — Ты сказал, что ееубили, но ты не говорил, что ее застрелили.

— Верно. А Энрико Вилари ответил, что они не виноваты,поскольку уехали до того, как Сильвию застрелили. Если это так, откуда он знал,что в нее стреляли? Я не говорил ему, как ее убили. И откуда он узнал овремени?

— Все правильно. Я полагаю, что мы поужинаем, а потом егонавестим. Только скажи мне честно, ты умеешь посылать так же далекопо-английски?

— Думаю, что получится. Нужно будет немного потренироваться,— ответил Дронго, и они улыбнулись друг другу.

Ужин прошел невесело. Напуганные официанты ходили по залу,стараясь ступать как можно тише, гости почти не разговаривали.

За столиком в углу сидела приехавшая несколько часов назадсемья в составе высокого мужчины лет сорока, красивой молодой женщины и двухдетей — девочки и мальчика. Семейство прибыло сюда на отдых из Швейцарии. Былозаметно, что, несмотря на некоторую сдержанность, присущую жителямнемецкоговорящих кантонов этой страны, новые гости недоумевали, почему всевокруг такие мрачные. Им казалось, что экспансивные южане — португальцы ииспанцы, должны быть гораздо более шумными и разговорчивыми. Но сегодня здесь неиграла музыка, никто не шутил и не смеялся. И поэтому даже дети, догадываясь,что в отеле происходит нечто необычное, старались не шуметь. Тихо подходя к«шведскому столу», они осторожно накладывали себе еду и так же спокойновозвращались на свои места.

Дронго и Брюлей обратили внимание, что Кэтрин и ее супругтак и не появились в ресторане. Не спустились вниз ни мистер Фармер, ни хозяинотеля Мануэль Сильва, в обычные дни предпочитающий ужинать вместе с гостями.Зато адвокат Карнейро пришел на ужин одетый, как на прием в зарубежноепосольство. На нем был темно-синий костюм в полоску, белая сорочка икрасно-серый галстук. Он сидел в одиночестве и с удивительным, если не сказатьнеприличным, аппетитом ел рыбу. Увидев комиссара, адвокат кивнул ему в знак приветствия,но к их с Дронго столику подходить не стал.

— У вашего «клиента» такой хороший аппетит, — заметилДронго, указывая на адвоката, — он ведет себя так, словно ничего не произошло.

— Адвокаты обладают иммунитетом против подобных несчастий, —зло произнес Брюлей. Затем, чуть помолчав, добавил: — И не только адвокаты. Ещеи патологоанатомы, которым все равно, кого препарировать, и полицейскиекомиссары, которые видят столько дерьма в своей жизни, что становятсябесчувственными людьми. Или ты думаешь, что я не прав?

— Это зависит от конкретного человека, — дипломатичнозаметил Дронго, но не стал развивать свою мысль. Его внимание занимала паниИлона, сидевшая за столиком вместе с Шокальским и что-то ему выговаривавшая.Пан Тадеуш слушал женщину молча. Он качал головой в знак согласия, иногдапытался вставить несколько слов, но в общем не возражал ей. Выглядела паниТомашевская чрезвычайно недовольной.

Мурашенков и Сарычев ужинали, лишь изредка обмениваясьфразами. Причем в основном говорил Сарычев. Мурашенков время от времени что-тоотвечал, но чаще слушал своего партнера рассеянно, думая о чем-то своем.

Луиза, сидевшая на краешке стула, вообще ничего не ела. Онамедленно ковыряла вилкой у себя в тарелке и иногда умоляюще смотрела в сторонукомиссара, словно видя в своем соотечественнике единственного человека, которыймог ей помочь.

— Нашу парочку, наверное, допрашивают наверху следователи, —предположил Дронго. — Интересно, откуда этот тип узнал о смерти Сильвии? Илиэто он все подстроил? Но тогда получается, что у него в отеле был помощник.

— А если он специально сделал все, чтобы подозрение вызвалаименно Луиза? — предположил Брюлей. — Я не собираюсь ее защищать, но вполневозможно, что он сам вошел в комнату Сильвии, застрелил ее и затем спустился внизк жене, с которой уехал в Фаро, уже зная, что Луиза отправится к Сильвии.

— Когда перед отъездом Кэтрин разговаривала со мной натеррасе, — начал припоминать Дронго, — Энрико прервал нас, сказав, что им пораехать. И добавил при этом, что надо бы подняться наверх за куртками, которые имнужно взять с собой на случай прохлады.

— Она была в куртке, — сказал Брюлей, не поднимая головы оттарелки.

— Он тоже, — напомнил Дронго. — Значит, он возвращался утромк ним в номер за куртками. Когда мы разговаривали в холле, она была в той жесамой одежде, что была на ней утром, до отъезда. Я не думаю, что Кэтрин тожеподнималась к себе. Иначе она бы обязательно переоделась.

— Ты неплохо разбираешься в психологии этих дамочек. И в ихгардеробе, — пробормотал комиссар. — Хорошо, что ты обратил внимание на одежду.Выходит, он поднимался наверх… Чем больше мы говорим об этом прохвосте, тембольше подозрений он вызывает.