— Думаю, что понимаешь, хотя, возможно, и не до конца. А вотпапа отлично понял бы меня.

Она покраснела и обиженно поджала губы.

— Это запрещенный прием, Джеки. Ты не должен использоватьто, что мог понимать Филипп, как оружие против меня.

— Не мог понимать, а знал и понимал.

— Ты говоришь чепуху, сынок.

Официантка поставила перед Джеком тарелку с жаренойкартошкой и сосисками и молча удалилась.

Мать продолжала:

— Я не смогла, по-видимому, убедить тебя.

— Я собираюсь спасти твою жизнь, мама, — повторил он. — Мненужно пройти долгий путь и кое-что принести оттуда. И я это сделаю!

— Мне хотелось бы знать, о чем ты говоришь.

Обычный разговор, подумал он: как будто он просит разрешенияпереночевать у приятеля. Он разделил сосиску на две части и отправил один кусокв рот. Мать пристально следила за ним. За сосиской последовала яичница. Бедромон ощущал холодок, идущий от бутылки Смотрителя.

— Мне бы хотелось, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чемсовершать какие-то поступки.

Джек доел яичницу и принялся за сок. Лили положила руки наколени. Чем дольше он молчал, тем нетерпеливее она ждала. Сын же, казалось,полностью поглощен едой.

«Отец называл меня Странником Джеком, — думал тем временеммальчик. — Это верно; самое подходящее прозвище».

— Джек…

— Мама, — спросил он, — не бывало ли, чтобы папа как быобращался к тебе издалека, в то время как ты была уверена, что он находится вгороде?

Ее брови удивленно поднялись.

— А не было ли такого, чтобы ты входила в комнату, зная, чтоон там, что он наверняка там, — а его там не было?

«Ответь, мама… Ответь, пожалуйста…»

— Нет, — сказала мать. — Почти никогда.

— Мама, даже со мной это случалось.

— Все и всегда имеет объяснение, и ты это прекрасно знаешь.

— Моему отцу — и ты это знаешь — всегда было трудно найтиобъяснение. А некоторые его поступки вообще невозможно объяснить.

Теперь замолчала она.

— И я знаю, куда он исчезал, — продолжал Джек. — Я тожепобывал там сегодня утром. И если опять попаду туда, то для того, чтобы спаститебе жизнь.

— Тебе не нужно спасать мою жизнь! Не нужно никому спасатьее! — прошипела его мать. Джек уставился себе под ноги. — Что все это значит? —она сверлила его взглядом.

— Именно то, что я уже сказал.

Их взгляды скрестились.

— Допустим, я поинтересуюсь, каким же образом тыпредполагаешь спасать мою жизнь?

— Я не могу ответить, потому что я сам до конца этого непонял. Мам, мне не нужно ходить в школу!.. Дай мне эту возможность. Я будуотсутствовать не более недели; ну, может быть немного дольше.

— Я думаю, ты спятил, — сказала она. Но он видел, что ей хочетсяверить ему, и ее следующие слова убедили его в этом. — Если — если! — я совершуэту глупость и позволю тебе осуществить твою затею, мне хотелось бы бытьуверенной, что тебе не угрожает опасность.

— Папа ведь всегда возвращался, — заметил Джек.

— Я скорее пожертвую своей жизнью, чем твоей, — возразилаона.

— Я позвоню, если смогу. Но не беспокойся, если за неделю небудет ни одного звонка. Я обязательно вернусь, как всегда возвращался отец.

— Все это безумие, — повторила мать. — И я тоже схожу с ума.Как ты собираешься попасть туда, куда направляешься? И где это? Хватит ли тебеденег?

— У меня есть все необходимое, — ответил он на последнийвопрос, надеясь, что она не будет настаивать, чтобы он ответил и на двапредыдущих. Вновь воцарилось молчание. Наконец, он добавил: — Я думаю, мненужно идти. Я не могу много об этом говорить, мама.

— Странник Джек, — протянула она. — Я почти верю…

— Да, — ответил мальчик. — Да.

Он кивнул.

«Возможно, — подумал он, — ты знаешь то, что знаю и я,Королева, поэтому так легко разрешила мне идти».

— Я тоже верю. Верю в успех.

— Теперь, когда ты сказал, что пора идти, мои слова уже неимеют значения, но…

— Я иду, мама.

— …возвращайся поскорее, сынок, — она мужественно смотрелана него. — Но ты же не уйдешь прямо сейчас? Нет?

— Да. Я уйду прямо сейчас. Сразу же, как только расстанусь стобой.

— Я почти поверила в эту ерунду. Ну да ладно, ты ведь сынФила Сойера. Ты же не отправляешься к какой-нибудь девчонке? — Она испытывающепоглядела на него. — Нет-нет. Никаких девчонок. Ладно. Спасай мою жизнь. Бог стобой. — Она встряхнула головой, и ее глаза показались Джеку особенно яркими.

— Если собираешься идти, уходи сейчас, Джеки. Позвони мнезавтра.

— Если смогу. — Он встал.

— Если сможешь. Конечно. Прости меня. — Она опустила глаза.Он увидел, что щеки ее покраснели, и она сейчас заплачет.

Джек нагнулся и поцеловал мать, но она почти оттолкнуламальчика. Официантка с интересом смотрела на них, словно они разыгрывалипредставление. Предугадывая, что сейчас скажет его мать, Джек подумал, что онавсе же не до конца верит ему.

Ее глаза заблестели. Боже — слезы?

— Будь осторожен, — прошептала Лили и подозвала официантку.

— Я люблю тебя, — сказал Джек.

— Постарайся не забывать об этом, — теперь она почтиулыбалась. — Отправляйся в путь, Джек. Уходи, пока я не осознала до конца, чтоэто безумие.

— Я уже иду, — и он быстрым шагом вышел из кафе.

Голова раскалывалась от нахлынувших мыслей, и каждоедвижение давалось с трудом. Солнечный свет резал глаза. Он перебежал черезПрогулочный бульвар, не обращая внимания на гудящие машины. На другой сторонеулицы он сообразил, что ему понадобится кое-что из одежды. Мать еще не вышла изкафе, когда Джек влетел в гостиницу.

Клерк удивленно посмотрел на него. Джек не обратил на этоникакого внимания. Разговор с матерью — гораздо более короткий, чем можно былоожидать — продолжался, казалось, вечность. С другой стороны, он еще не такдавно был груб с этим клерком. Извинился ли он? Джек не помнил…