– И ее притащил, – стеклянная кивнула на Сашку. – Зачем? Зачем девочке смотреть на это? Думаешь, заставишь ее балансировать? Толкать людей сегодня к жизни, завтра к смерти? Не выйдет, милый. Не выйдет. Не так мы выбираем, на чьей стороне играть. Ну… думаю, плакать бесполезно. Взывать. Напоминать, как долго я была… с тобой. В твоих поисках…

И тут до Сашки махом, залпом, ведром воды на голову дошло, что же тут происходит.

– В поисках! – Она услышала свой почти что крик. – В поисках! Ну конечно! Это были вы. У меня… да вчера же. Я вам гадала! А потом… Но как? Я не знала… Но я же наврала насчет поиска! Вернее, не наврала, потому что все чего-то ищут. И долгая жизнь…

– Тоже наврала, – снисходительно кивнула стеклянная. Она казалась расслабившейся и смирившейся. Наверное, чувствовала то же, что Саша, минуту назад. Смягчившиеся колени, оводяневшие и отяжелевшие ноги. – Но это не твоя вина. Я просто хотела понять, ведьма ли ты. И поняла. Вчера – нет. Сегодня – да. Инициация. Как она произошла?

– Это я, – сквозь зубы ответил мыкарь. – Мне на секунду показалось, что она – тот, кого мы ищем. Беглец из Небытия. Я ошибся. И напугал ее. Она полыхнула эмоциями, и вот из потенциальной ведьмы стала реальной.

– А значит, однажды ты придешь и за ней, – стеклянная усмехнулась. – Я бы, пожалуй, посмотрела. Но не выйдет.

– Что это значит? – Сашка давным-давно поняла, что это значит. Просто тупо, иррационально, безосновательно надеялась: вдруг сейчас скажут, что поняла она неправильно.

– Я заберу ее жизнь. – Мыкарь кивнул на стеклянную женщину. – Здесь и сейчас. Я настолько в своем праве, Саша, что нет сил держаться и тянуть дольше, чем я уже затянул. А ты смотри. Смотри и осознавай. Однажды так будет и с тобой, если ты не найдешь в себе сил противиться самой себе.

– Не смей! Урод, скотина!!! – Сашка почувствовала, что ноги ее обрели прежнюю легкость и небывалую прежде прыть. Она забыла про ужас, внушаемый мыкарем. Спринтерским рывком преодолела небольшое, разделявшее их расстояние и кинулась на него с кулаками: – Отвали от нее! – На кости человекоптицы посыпался град ударов. Сашка чуть не взвыла от ощущения собственной слабосильности и заорала, обращаясь уже к стеклянной: – Что стоишь? Убегай! Убирайся! ПРО-О-ОЧЬ!

Что в это время происходило в Сашиной голове, она бы в жизни не описала. Да и не понимала. Просто что-то такое, горячее и крошечное, искрой взвилось в поднебесье ее разума и взорвалось там салютом… ядерным взрывом. И она могла только орать и бесполезно бить стеной стоявшего перед ней мыкаря. Потому что так нельзя! Это было, черт побери, неправильно!

А потом она поняла, что висит в воздухе и молотит воздух. Мыкарь же держал ее за шиворот. И высоко – во всю нечеловеческую длину своей полуптичьей передней конечности – поднимал над клетчатым полом коридора.

– Давай еще раз объясню. – Он встряхнул Сашку как щенка или котенка. Голос его звучал до странного миролюбиво. И все же было понятно, что слова даются ему с трудом. – Она, – он кивнул в сторону замершей стеклянной женщины, – кофейная ведьма, которая заигралась на стороне жизни. Слишком много помыслов повернула в соответствующую сторону. Баланс нарушен. И ее жизнь ей больше не принадлежит. Но и мне она не принадлежит. Я лишь имею право на нее. Убрать ведьму, нарушившую баланс из Бытия в Небытия. Это не мое желание. Это право, в его чистейшей, высочайшей концентрации. Там, где право и обязанность сливаются в одну точку. В непреодолимость. Я не могу не забрать ее жизнь. Она не может уйти. Она. Нарушила. Баланс. А ты, Саша, стой, смотри. И не нарушай.

С этими словами он без размаха, без напряжения отшвырнул Сашку прочь. Она брякнулась на коленки. Неловко, неумело. Умение группироваться ее сильной стороной отродясь не было. Больно, черт, как же больно. Прямо хоть по полу распластывайся и скули. А нельзя. И смотреть, как перед тобой человека убивают, – тоже нельзя.

Она поднялась, смахивая слезы с глаз и глотая, задавливая рыдания.

И осеклась.

Между мыкарем и его прозрачной хрупкой жертвой происходило… нечто. Нечто, чему она не могла подобрать названия. То ли в силу жизненного опыта ей словарного запаса не хватало, то ли в человеческом языке названий для таких процессов изначально не было.

Мыкарь снова вскинул руки. Он вновь играл на невидимых струнах. Во всяком случае, пространство отзывалось той же странной, тревожно-манящей мелодией, что несколько минут назад. И было очевидно, что он пытается замедлить бег этой музыки. Еще секунду, еще и еще…

Он не отрываясь смотрел на стеклянную.

Струны оказались нитями. Неявными, но явно существующими. Взрослая кофейная ведьма сейчас была марионеткой на нитях, нотой, скользящей по струнам и ладам. Звуком, который вот-вот смолкнет. Который уже тает, затихая…

– Сколько в мире мыкарей. – Горький голос погибающей ведьмы не нарушил ни мелодии, ни тишины, которые парадоксально, но неоспоримо соседствовали в кофейном коридоре. – Десятка два. Почему этим оказался ты?

– Не мне решать, – ответил мыкарь, – прости. Прости меня. И не смотри мне в глаза.

– А если нет? Не прощу. Не отвернусь. Хоть такую-то радость я могу себе позволить… напоследок…

А что было потом, Саша не увидела, потому что перекипевший разум отказался отражать и фиксировать такую реальность. И она ухнула в глухой тяжелый обморок, как в кофейную гущу. Последним ощущением ее стало удивление. Обморочная гуща пахла шоколадом. И запах его стал плотнее и слаще, когда она открыла глаза. Щеки горели.

– Прости, опоздали, – виновато сообщил Амарго. – И еще раз прости, я тебе по лицу заехал. Ну… обморок такая штука… а в коридорах мало способов реанимировать ведьму, которая в мертвую царевну сыграть решила. Целовать тебя без сознания – только обламываться.

– Цело… что?… – Сашка поняла, что сидит, привалившись к стене. Из-за трубовидной формы коридора перехода между полом и стеной не было. Сидеть, опираясь о вогнутую «стену» было сплошным удовольствием. Да только никаких удовольствий она себе позволить не могла. Сашка стряхнула руки Амарго со своих, машинально удивилась тому, что никаких шоколадных клякс на ней не осталось. Да и вообще ощущение было такое, что вот эта живая шоколадная скульптура прикасается к ней через фантик. Сашка рывком поднялась на ноги, ойкнула от накатившего головокружения, споткнулась о собственную сумку, валявшуюся тут же под ногами, и оперлась рукой о стену. – Вы помешали мыкарю? Она… ее спасли? Кто-то пришел кроме вас?

– Нет, Саш. – Лиза шмыгнула носом и поддержала шатавшуюся подругу. – Только мы двое. Больше никого поблизости не было. А если бы и были, никто бы не полез наперерез мыкарю. В смысле, пока ты не нарушил баланс, никто тебе не запретит с ним подраться. Но на всякий случай, все… ну… себя берегут, не нарываются.

– А Галине ничем уже не помочь. – Амарго разом растерял свою дурашливость. – Можем мыкаря за руки хватать, можем на него стену обрушить. Бесполезняк.

– Или просто тоже… не нарываетесь. – Внутри стало горько, как от подгоревшего черного кофе.