«Климовой Лавре», по выражению св. Афанасия, был ее братская усыпальница. Туда, вместе с отжившими братиями, обитель с давних времен выносит и отслужившие иконы. Сии печальные останки лучшей эпохи священного художества доставили мне большое удовольствие. Они были некогда в иконостасе соборной церкви, а теперь поставлены вдоль стен и в притворе усыпальницы. Всех икон около 20. Они большого размера, писаны по холсту, наклеенному на доску. Сохранились еще очень хорошо, так что удобно могут быть поправлены по испорченным местам. Из них 4 или 5 представляют Спасителя, столько же – Божию Матерь. На остальных изображены Предтеча, апостолы Петр и Павел, архангелы Михаил и Гавриил, великомуч. Георгий и др. Есть также старые входные в церковь двери с изображениями на одной половине Иисуса Христа, на другой Богоматери. В нижней части дверей изображены коленопреклоненные две фигуры – вероятно, портреты ктиторов или благодетелей монастыря – без надписей. Жалеть надобно, что эта старая иконопись не послужила образцом новой, украшающей ныне церкви монастыря, и, видимо, обречена на конечное забвение. Надеюсь, однако же, что пытливость путешественников наведет некогда старцев на мысль, что у них есть еще одно лишнее сокровище.

Время было уже оставить славную и исполненную занимательности обитель. Иверский, т. е. грузинский по названию, монастырь этот давно уже принадлежит грекам. Следы прежних его населителей и обладателей остаются теперь только в книгохранилище. По внутреннему устройству своему он своежительный, т. е. позволяющий каждому из братий заботиться об общем благе столько, сколько он хочет. Здесь не видно тех смиренных и покорных тружеников на пользу всего братства, тех простодушных лиц, тех робких и долу устремленных взглядов, той неразвязной речи, тех земных поклонов старцу, того духа братского равенства, допускающего трогательную простоту в обхождении со всеми, и, наконец, того единого и единственного жезла игуменского, без всяких наружных украшений, но со внутреннею силою, – которую встречал я в Русике. Здесь, напротив, каждый начинающий подвиг иночества имеет уже вид, приличный старцу. Трость, украшенную серебром и золотом, не редкость видеть в руках не только дряхлеющих, но и цветущих молодостью. Поминутно слышишь взаимные друг друга величания именем архимандрита – титлом здесь легко достающимся тому, кто его пожелает. К сожалению, надобно сознаться, что в монастырях подобного рода наравне с заслугою и способностями ценится и богатство. Старость и добродетель вообще занимают второстепенное место в общем мнении – может быть, потому, что суть дело естественное в человеческом и иноческом житии.

На обратном пути мы посетили монастырь Котломуси75, самый средоточный и едва ли не самый высокий по своему положению на Св. Горе. Странное наименование его, не объяснимое никакими из употребляемых или употреблявшихся на Св. Горе языков, дает повод к разным толкованиям, вообще неудовлетворительным. Он так близок к Карее, что издали сливается с ней. Стоит как бы в яме от прилегающих к нему с юга и востока высот. После Ивера он кажется мал и в настоящее время весьма невзрачен от бывшего назад тому несколько лет в нем пожара, обратившего в груду развалин всю его северную сторону. От этого обстоятельства негостеприимные для любезного пилигрима Барского ворота нам казались как бы излишними. Не могу скрыть своего сердечного влечения к часто упоминаемому мною этому путешественнику русскому. Думаю, что он стоит занимать одно из самых почетных мест между современными ему писателями. Я как бы видел его здесь пред воротами «не мала суща возрастом, черного и безбрадого, раздраными рубы покровена», ожидающего позволения войти внутрь, «поклонения ради и описания», и получающего в ответ, чтобы поклонился вне врат, потому что «Бог сердцеведец и издалече моления человечия приемлет яко же и близу», а что церковь подобна другим. Эта жестокая острота не вызвала никакой остроты в «смиренном и везде последнейшем» путнике. Кротко и смиренно он повторил просьбу, но впущен на тот раз не был. Разумеется, с нами не могло случиться того же. Громкое на Св. Горе имя моего спутника служит ключом не к одним котломушским воротам. Мы бегло осмотрели монастырь, в котором, впрочем, кроме соборной церкви, других предметов для наблюдения не представлялось. Церковь – во имя Преображения Господня – благолепно украшена во вкусе иверской. Стенная живопись – 7048 (1540) г., как значится в надписи над главною дверью, ведущею из притвора в храм. Она не хуже иверской и представляется еще очень свежею. Поле икон, впрочем, подновлено более яркою краскою и усеяно золотыми звездами, производящими неприятную пестроту. Притвор расписан другою кистью, низшего достоинства, а внешняя галерея еще иной руки – половины прошлого столетия. Вообще же говоря, церковь как снаружи, так и извнутрь те же представляет выгодные и невыгодные стороны для наблюдения, как и иверская. Между св. мощами замечательнее других часть стопы св. праведной Анны, Матери Пр<есвятой> Богородицы, и глава св. Алипия Столпника, именем коего назывался существовавший некогда отдельный монастырь, присоединенный в последствии времени к Котломушу, которого теперь и следов не осталось. Монастырь этот, подобно Иверскому, следует уставу своежития. Впрочем, уже несколько лет мысль об общежитии занимает братий. Кажется, скоро она восторжествует над противоположной системой, – полезной для частей, но гибельной для целого – вопреки логическим понятиям об отношении частей к целому. Борьбе этих начал приписывают и печальное событие пожара, чему желательно бы не верить. Мы нашли в монастыре епитропов, но у него есть уже и игумен, вызванный откуда-то с келлии и доселе не перебравшийся еще в монастырь. Очевидно, что своежитие уступает место общежитию. Для монастыря не только желаемо, но и необходимо ввесть порядок общежительный. Близость его к Карее делает его пристанищем для всех посещающих это средоточие Св. Горы – в ущерб духовным и материальным пользам обители. Единственный же оплот против сего есть сосредоточение власти в руках одного лица. На вопрос наш о библиотеке нам сказали, что она не заслуживает внимания, да и ключ от нее находится у игумена. Такой же отзыв был сделан и об архиве монастырском. Хотя в одном из актов Русика монастырь Кутулмуси упоминается уже в 1169 г., однако же древнейшие его акты относятся к монастырям, уже в последствии времени присоединенным к нему, и принадлежат XIV веку; древнейшие же сих уже Барский видел «согнившими и до конца потребившимися». – Возвращаясь к Карее, мы зашли на монастырскую усыпальницу, где также видели в церкви несколько старых икон на дсках, частию с славянскими подписями76, вообще мало замечательных.

Настоящее посещение мною двух обителей внушило мне несколько мыслей, выходящих за пределы впечатлений человека, путешествующего