есть как бы своего рода энциклопедия духовных наук XI или XII века. Без преувеличения можно сказать, что это величайшая книга в свете. Добрые и снисходительные старцы обители, по желанию нашему, обещались прислать нам свой драгоценный сборник на дом для подробнейшего исследования и описания его85. При Барском сокровище это хранилось не в церкви с св. мощами, но в скевофилакии «под твердым заключением» и немногим показывалось86. Библиотека в обители – небольшая и не приведенная в порядок. Книг на коже, думаю, найдется около 50. Между ними я отличил Апостол прекрасного письма с замечаниями по полям, Октатевх, т. е. первые 8 книг Библии, века XII или XIII, и Слово св. Ипполита о скончании мира, Антихристе и втором пришествии Иисуса Христа. Осмотр библиотеки, впрочем, был беглый. Древних актов монастырь не имеет. Хрисовулы его (два числом) принадлежат концу XIV в. Осматривая монастырь, мы не раз жалели о видимом его упадке без видимой к тому причины. Недостаток единой воли и единой силы печатлеет себя повсюду расстройством, обветшанием, разрушением. Между тем обширность владений монастырских, приморское, удобное и здоровое местоположение обители, обилие леса и садовой земли при ней, громкое имя ее и пр. могли бы, по-видимому, содействовать возвышенно ее на степень первоклассных монастырей, к коей близятся еще недавно ничтожные монастыри Эсфигмен, Зограф и Русик. Мы недолго оставались в Пандократоре. Суета праздничная мешала спокойному наблюдению; да думаю, что и мало уже оставалось предметов для него. Отъезжая из обители, я долго был под впечатлениями беседы одного из соотчичей, славного причудами на всю Св. Гору, обитающего уже несколько лет в ней одиноко на правах проэстота и в звании архимандрита, – стихотворца, певца и знатока многих языков человеческих и даже некоторых не человеческих. Что такое жизнь его? Нравственное ли заблуждение или благое юродство во спасение души? Едва ли это известно и ему самому. Обитель Пандократора с давних времен была приютом для русских. Барский упоминает об Ильинском ските, в котором обитали при нем и «Руссы». Кроме того, он обещался говорить подробно о другом ските того же монастыря, называемом уже прямо русским, хотя, к сожалению, и не сдержал своего слова. В монастырских келлиях по окрестным горам также, по словам его, жили наиболее российские иноки. Та же самая прибежность русских к Пандократору замечается доселе. Кроме скита Св. пр. Илии есть у монастыря много келлий, занимаемых русскими отшельниками. Напрасно высматривал я с дороги бывшего русского скита, о котором благосердый паломник обещался «простерти повесть абие»87. – Через полчаса пути с высот, разделяющих владения пандократорские от ватопедских, открылась нам в глубине большого залива знаменитая обитель, почитаемая древнейшею на Св. Горе, обильнейшею по святыни, обширнейшею, многолюднейшею и богатейшею. Столько преимуществ на стороне ее действовали на воображение самым увлекательным образом. Зная стойкость афонских отцов в преданиях отеческих и слыша о глубокой древности обители, восходящей ко временам Феодосия Великого, я заранее услаждал себя надеждою увидеть перед собою живым и как бы воскресшим V век христианства. Обитель близилась, а надежда слабела. Каждая новая подробность, которую различал в ней глаз, обличала собою эпоху гораздо позднейшую, чем разглашаемая молвою. Монастырь оказался снаружи очень похожим на все виденные мною доселе, только объемом превосходил все их – до того, что самый Иверский терял перед ним свое величие. Уже вечерело, когда мы достигли его величественного подъезда, образующего собой возвышенную площадку, – любимое место вечернего отдыха старцев. За площадкою к самым воротам стены пристроен на четырех колоннах каменный навес, весь украшенный извнутрь приличными месту священными изображениями, между коими отвыкший от зрения женских лиц и изображений глаз не без удивления встречает – и притом впереди всего – языческих пророчиц, Сивилл, со свитками88. Искривленный и мрачный вход в монастырь, преграждаемый несколькими массивными дверями, привел нас на монастырский двор, малый и тесный, отовсюду заставленный зданиями невысокими и невзрачными, исключая небольшую церковь с правой стороны, изящной архитектуры, в честь пояса Пресвятыя Богородицы. Мы сразу заметили всю громадность монастыря, но поразительного впечатления величия, испытываемого при входе в Ивер и даже Русик, не испытали здесь. По общепринятому на Св. Горе правилу, прямо против собора устрояется братская трапеза, иногда не уступающая ему своими размерами; отчего передняя часть храма обыкновенно закрывается в ущерб общему впечатлению обители на посетителя. Даже и там, где вход в монастырь сбоку собора, между ним и трапезою, от тесноты промежуточной площадки, храм много теряет своего величия. В Ватопеде вход в монастырь находится в юго-восточном углу, так что нужно пройти несколько двориков и переулков, чтобы выйти на середину монастыря перед лице храма и увидеть длинную аркаду портика церковного, весьма похожую на иверскую, с тою разницею, что ватопедская идет в два этажа и начинается у самой северной стены монастыря, служа некоторым образом как бы крыльцом к ней. Самый храм представляется выстроенным по одному и тому же плану с иверским, только в нем два притвора, называемые здесь внешним и внутренним, тогда как в иверском – один. Внутренний почти совершенно темен и мог бы быть почитаем совершенно лишним, если бы не поддерживал собою сеней, открытых в храм разделенным на три части двумя колоннами большим окном и предназначенных, по-видимому, или для больных, или для престарелых из братий, которым трудно сходить и восходить по лестницам для слушания богослужения в храме. Внутренность собора загромождена и завешена, как и везде на Св. Горе. Стены покрыты сплошь священными изображениями, как надобно думать, XIV века89, к сожалению, во многих местах в последствии времени подновленными. Так, поле икон везде покрыто свежею синею краскою, сияния кругом глав святых вызолочены, а что всего неприятнее – на лицах всех почти изображений белки глаз подбелены и дико сверкают на желто-оливковом цвете тела90. Расположение их почти такое же, как и в иверском храме, именно же: они идут в три яруса. Первый начинается несколько выше монашеских стоялок91, окаймляющих собою всю внутренность храма, и состоит из отдельных изображений разных святых почти в естественную величину. В этом случае на долю клиросных углублений всегда приходятся мученики, наиболее чтимые, а на долю алтаря – святители, в других же местах большею частию – разные преподобные. Второй ряд занят представлением различных событий евангельских, в числе их, конечно, и і2 великих праздников, из коих Успение Божией Матери всегда помещается на западной стене над входною дверью. Третий ярус – в арках и сводах –