Монтэг отвернулся от окна и взглянул на жену, она сидела вгостиной и разговаривала с диктором, а тот, в свою очередь, обращался к ней.«Миссис Монтэг», — говорил диктор, — и ещё какие-то слова. — «Миссис Монтэг» —и ещё что-то. Специальный прибор, обошедшийся им в сто долларов, в нужныймомент автоматически произносил имя его жены. Обращаясь к своей аудитории,диктор делал паузу и в каждом доме в этот момент прибор произносил имя хозяев,а другое специальное приспособление соответственно изменяло на телевизионномэкране движение губ и мускулов лица диктора. Диктор был другом дома, близким ихорошим знакомым…

«Миссис Монтэг, а теперь взгляните сюда». Милдред повернулаголову, хотя было совершенно очевидно, что она не слушает. Монтэг сказал:

— Стоит сегодня не пойти на работу — и уже можно не ходить изавтра, можно не ходить совсем.

— Но ты ведь пойдёшь сегодня? — воскликнула Милдред.

— Я ещё не решил. Пока у меня только одно желание — этоужасное чувство! — хочется всё ломать и разрушать.

— Возьми автомобиль. Поезжай, проветрись.

— Нет, спасибо.

— Ключи от машины на ночном столике. Когда у меня бываеттакое состояние, я всегда сажусь в машину и еду куда глаза глядят, — толькопобыстрей. Доведёшь до девяноста пяти миль в час — и великолепно помогает.Иногда всю ночь катаюсь, возвращаюсь домой под утро, а ты не знаешь ничего. Загородом хорошо. Иной раз под колёса кролик попадёт, а то и собака. Возьмимашину.

— Нет, сегодня не надо. Я не хочу, чтобы это чувстворассеивалось. О чёрт, что-то кипит во мне! Не понимаю, что это такое. Я такужасно несчастлив, я так зол, сам не знаю почему. Мне кажется, я пухну, яразбухаю. Как будто я слишком многое держал в себе… Но что, я не знаю. Я, можетбыть, даже начну читать книги.

— Но ведь тебя посадят в тюрьму. — Она посмотрела на неготак, словно между ними была стеклянная стена. Он начал одеваться, беспокойнобродя по комнате.

— Ну и пусть. Может, так и надо, посадить меня, пока я ещёкого-нибудь не покалечил. Ты слышала Битти? Слышала, что он говорит? У него навсё есть ответ. И он прав. Быть счастливым — это очень важно. Веселье — этовсё. А я слушал его и твердил про себя: нет, я несчастлив, я несчастлив.

— А я счастлива, — рот Милдред растянулся в ослепительнойулыбке. — И горжусь этим!

— Я должен что-то сделать, — сказал Монтэг. — Не знаю что.Но что-то очень важное.

— Мне надоело слушать эту чепуху, — промолвила Милдред иснова повернулась к диктору. Монтэг тронул регулятор на стене, и диктор умолк.

— Милли! — начал Монтэг и остановился. — Это ведь и твой домтоже, не только мой. И, чтобы быть честным, я должен тебе рассказать. Давнонадо было это сделать, но я даже самому себе боялся признаться. Я покажу тебето, что я целый год тут прятал. Целый год собирал, по одной, тайком. Сам незнаю, зачем я это делал, но вот, одним словом, сделал, а тебе так и не сказал…

Он взял стул с прямой спинкой, не спеша отнёс его впереднюю, поставил у стены возле входной двери, взобрался на него. С минутупостоял неподвижно, как статуя на пьедестале, а Милдред стояла рядом, глядя нанего снизу вверх, и ждала. Затем он отодвинул вентиляционную решётку в стене,глубоко засунул руку в вентиляционную трубу, нащупал и отодвинул ещё однурешётку и достал книгу. Не глядя, бросил её на пол. Снова засунул руку, вытащилещё две книги и тоже бросил на пол. Он вынимал книги одну за другой и бросал ихна пол: маленькие, большие, в жёлтых, красных, зелёных переплётах. Когда онвытащил последнюю, у ног Милдред лежало не менее двадцати книг.

— Прости меня, — сказал он. — Я сделал это не подумав. Атеперь похоже, что мы с тобой оба запутались в эту историю.

Милдред отшатнулась, словно увидела перед собой стаю мышей,выскочивших из-под пола. Монтэг слышал её прерывистое дыхание, видел еёпобледневшее лицо, застывшие широко открытые глаза. Она повторяла его имя — ещёи ещё раз, — затем с жалобным стоном метнулась к книгам, схватила одну ибросилась в кухню к печке для сжигания мусора.

Монтэг схватил её. Она завизжала и, царапаясь, сталавырываться.

— Нет, Милли, нет! Подожди! Перестань, прошу тебя. Ты ничегоне знаешь… Да перестань же!.. — он ударил её по лицу и, схватив за плечи,встряхнул.

Губы её снова произнесли его имя, и она заплакала.

— Милли! — сказал он. — Выслушай меня. Одну секунду! Умоляю!Теперь уж ничего не поделаешь. Нельзя их сейчас жечь. Я хочу сперва заглянуть вних, понимаешь, заглянуть хоть разок. И если брандмейстер прав, мы вместесожжём их. Даю тебе слово, мы вместе их сожжём! Ты должна помочь мне, Милли! —Он заглянул ей в лицо. Взял её за подбородок. Вглядываясь в её лицо, он искал внём себя, искал ответ на вопрос, что ему делать.

— Хочешь не хочешь, а мы всё равно уже запутались. Я ни очём не просил тебя все эти годы, но теперь я прошу, я умоляю. Мы должны наконецразобраться, почему всё так получилось — ты и эти пилюли и безумные поездки вавтомобиле по ночам, я и моя работа. Мы катимся в пропасть, Милли! Но я нехочу, чёрт возьми! Нам будет нелегко, мы даже не знаем, с чего начать, нопопробуем как-нибудь разобраться, обдумать всё это, помочь друг другу. Мне такнужна твоя помощь, Милли, именно сейчас! Мне даже трудно передать тебе, какнужна! Если ты хоть капельку меня любишь, то потерпишь день, два. Вот всё, о чёмя тебя прошу, — и на том всё кончится! Я обещаю, я клянусь тебе! И если естьхоть что-нибудь толковое в этих книгах, хоть крупица разума среди хаоса, можетбыть, мы сможем передать её другим.

Милдред больше не сопротивлялась, и он отпустил её. Она отшатнуласьк стене, обессиленно прислонилась к ней, потом тяжело сползла на пол. Она молчасидела на полу, глядя на разбросанные книги. Нога её коснулась одной из них, иона поспешно отдёрнула ногу.

— Эта женщина вчера… Ты не была там, Милли, ты не видела еёлица. И Кларисса… Ты никогда не говорила с ней. А я говорил. Такие люди, какБитти, боятся её. Не понимаю! Почему они боятся Клариссы и таких, как Кларисса?Но вчера на дежурстве я начал сравнивать её с пожарниками на станции и вдругпонял, что ненавижу их, ненавижу самого себя. Я подумал, что, может быть, лучшевсего было бы сжечь самих пожарных.

— Гай!

Рупор у входной двери тихо забормотал: «Миссис Монтэг,миссис Монтэг, к вам пришли, к вам пришли».

Тишина.

Они испуганно смотрели на входную дверь, на книги,валявшиеся на полу.

— Битти! — промолвила Милдред.

— Не может быть. Это не он.