— Энн! — Она радостно засмеялась. — Да, Белый клоун! Сегодняв вечерней программе!

Монтэг вышел в кухню и швырнул книгу на стол.

«Монтэг, — сказал он себе, — ты в самом деле глуп. Но что жеделать? Сообщить о книгах на станцию? Забыть о них?» — Он снова раскрыл книгу,стараясь не слышать смеха Милдред.

«Бедная Милли, — думал он. — Бедный Монтэг. Ведь и ты тоженичего в них не можешь понять. Где просить помощи, где найти учителя, когда ужестолько времени потеряно?»

Не надо сдаваться. Он закрыл глаза. Ну да, конечно. Он сновапоймал себя на том, что думает о городском парке, куда однажды забрёл год томуназад. В последнее время он всё чаще вспоминал об этом. И сейчас в памяти ясновсплыло всё, что произошло в тот день: зелёный уголок парка, на скамейке старикв чёрном костюме, при виде Монтэга он быстро спрятал что-то в карман пальто.

…Старик вскочил, словно хотел бежать. А Монтэг сказал:

— Подождите!

— Я ни в чём не виноват! — воскликнул старик дрожа.

— А я и не говорю, что вы в чём-то виноваты, — ответилМонтэг. Какое-то время они сидели молча в мягких зелёных отсветах листвы. ПотомМонтэг заговорил о погоде, и старик отвечал ему тихим, слабым голосом. Это быластранная, какая-то очень тихая и спокойная беседа. Старик признался, что онбывший профессор английского языка, он лишился работы лет сорок тому назад,когда из-за отсутствия учащихся и материальной поддержки закрылся последнийколледж изящной словесности. Старика звали Фабер, и когда наконец его страхперед Монтэгом прошёл, он стал словоохотлив, он заговорил тихим размереннымголосом, глядя на небо, на деревья, на зелёные лужайки парка. Они беседовалиоколо часа, и тут старик вдруг что-то прочитал наизусть, и Монтэг понял, чтоэто стихи. Потом старик, ещё больше осмелев, снова что-то прочитал, и это тожебыли стихи. Прижав руку к левому карману пальто, Фабер с нежностью произносилслова, и Монтэг знал, что стоит ему протянуть руку — и в кармане у старикаобнаружится томик стихов. Но он не сделал этого. Руки его, странно бессильные иненужные, неподвижно лежали на коленях.

— Я ведь говорю не о самих вещах, сэр, — говорил Фабер. — Яговорю об их значении. Вот я сижу здесь и знаю — я живу.

Вот и всё, что случилось тогда. Разговор, длившийся час, стихии эти слова, а затем старик слегка дрожащими пальцами записал ему свой адрес наклочке бумажки. До этой минуты оба избегали упоминать о том, что Монтэг —пожарный.

— Для вашей картотеки, — сказал старик, — на тот случай,если вы вздумаете рассердиться на меня.

— Я не сержусь на вас, — удивлённо ответил Монтэг.

В передней пронзительно смеялась Милдред. Открыв стеннойшкаф в спальне, Монтэг перебирал карточки в ящике с надписью «Предстоящиерасследования (?)». Среди них была карточка Фабера. Монтэг не донёс на неготогда, но и не уничтожил адреса.

Он набрал номер телефона. На другом конце провода сигналнесколько раз повторил имя Фабера, и наконец в трубке послышался слабый голоспрофессора. Монтэг назвал себя. Ответом было долгое молчание, а затем:

— Да, мистер Монтэг?

— Профессор Фабер, у меня к вам не совсем обычный вопрос.Сколько экземпляров библии осталось в нашей стране?

— Не понимаю, о чём вы говорите.

— Я хочу знать, остался ли у нас хоть один экземпляр библии?

— Это какая-то ловушка! Я не могу со всяким разговаривать потелефону.

— Сколько осталось экземпляров произведений Шекспира,Платона?

— Ни одного! Вы знаете это не хуже меня. Ни одного!

Фабер бросил трубку.

Монтэг тоже положил трубку. Ни одного. Монтэг и раньше этознал по спискам на пожарной станции. Но почему-то ему хотелось услышать это отсамого Фабера.

В передней его встретила Милдред с порозовевшим, весёлымлицом.

— Ну вот, сегодня у нас в гостях будут дамы!

Монтэг показал ей книгу.

— Это Ветхий и Новый завет, и знаешь, Милдред…

— Не начинай, пожалуйста, опять всё сначала!

— Это, возможно, единственный уцелевший экземпляр в нашейчасти света.

— Но ты должен сегодня же её вернуть? Ведь брандмейстерБитти знает об этой книге?

— Вряд ли он знает, какую именно книгу я унёс. Можно сдатьдругую. Но какую? Джефферсона? Или Торо? Какая из них менее ценна? А с другойстороны, если я её подменю, а Битти знает, какую именно книгу я украл, ондогадается, что у нас тут целая библиотека.

У Милдред задёргались губы.

— Ну подумай, что ты делаешь! Ты нас погубишь! Что для тебяважнее — я или библия?

Она уже опять истерически кричала, похожая на восковуюкуклу, тающую от собственного жара.

Но Монтэг не слушал её. Он слышал голос Битти.

«Садитесь, Монтэг. Смотрите. Берём страничку. Осторожно. Каклепесток цветка. Поджигаем первую. Затем вторую. Огонь превращает их в чёрныхбабочек. Красиво, а? Теперь от второй зажигайте третью, и так, цепочкой,страницу за страницей, главу за главой — все глупости, заключённые в словах,все лживые обещания, подержанные мысли, отжившую философию!»

Перед ним сидел Битти с влажным от пота лбом, а вокруг негопол был усеян трупами чёрных бабочек, погибших в огненном смерче.

Милдред перестала вопить столь же неожиданно, как и начала.Монтэг не обращал на неё внимания.

— Остаётся одно, — сказал он. — До того как наступит вечер,и я буду вынужден отдать книгу Битти, надо снять с неё копию.

— Ты будешь дома, когда начнётся программа Белого клоуна ипридут гости? — крикнула ему вслед Милдред.

Не оборачиваясь, Монтэг остановился в дверях.

— Милли!

Молчание.

— Ну что?

— Милли, Белый клоун любит тебя?

Ответа нет.

— Милли, — он облизнул сухие губы, — твои «родственники»любят тебя? Любят всем сердцем, всей душой? А, Милли?

Он чувствовал, что, растерянно моргая, она смотрит ему взатылок.

— Зачем ты задаёшь такие глупые вопросы?

Ему хотелось плакать, но губы его были плотно сжаты, и вглазах не было слёз.

— Если увидишь за дверью собаку, дай ей за меня пинка, —сказала Милдред.