Пока читал, прослезился от чувств, промокнул манжетом глаза.

— Ну-ка, премудрый Митридат, повтори. Да гляди, ни слова невыпусти. Сможешь?

Чего ж тут мочь? Митя повторил, не жалко. Светлейший следилпо бумажке.

— Ага! Всё в точности! Как по-писаному! — взликовал он. —Видишь, Еремей? Буду ей писать, моей душеньке, а письмеца никто не выкрадет, нетрясись. Если что — малец сам выдумал, всегда отпереться можно. Старуха мнеповерит. Да еще гляди. — Зуров взял Митю за плечи, повернул и так, и этак. —Волосья ему подвить, хитончик пошить, сзади крылышки из кисеи — будет Купидон.Еще можно малый лук золоченый, со стрелами.

Тут Метастазио заволновался, стал шипеть Фавориту в ухо.Митя отошел — пускай себе секретничают, не очень-то и нужно.

Всё не мог опомниться от приключившегося жизненногопереворота. Куда прислониться? У кого спросить совета?

Побродил по зале, повздыхал и пристроился подле знакомогостаричка — все ж таки не совсем чужой, больше часа бок о бок простояли.

— С милостью вас, — сказал тот и присел на корточки, чтоббыть вровень с Митиным лицом. — Кто рано начинает — высоко взлетает. Может,когда-никогда выдастся оказия, и за меня словечко замолвите? Третью неделюпаркеты топчу, всё никак не протолкаюсь. А дело у меня, сударь мой, вот какое…

И завел что-то про младшего сынка-недоросля, но так долго иподробно, что Митя скоро отвлекся — стал за мартышкой наблюдать. Очень ужзатейная была, бестия, пронырливая. Понравился ей чем-то кофейный генерал,застыла она перед ним, уставилась снизу вверх своими блестящими глазенками,морщинистый палец в рот засунула — ну прямо по-человечьи.

— Ой, берегись, Михаила! — весело предупредил Фаворит. —Зефирка у меня влюбчивая. Гляди, не попользуйся девичьей слабостью. Обрюхатишь— жениться заставлю.

Генерал княжьей шутке обрадовался, ответил в тон:

— Так ведь это, Платон Александрыч, от приданого зависит,какое пожалуете. А то и женюсь, ей-богу.

Наклонился к скотине и представил ей пальцами козу. Зефирказастеснялась, генералову руку своей лапкой пихнула, головенку вбок отвернула, асама на героя глазенками так и стреляет. Все давай смеяться мартышкинойкокетливости. Она того пуще законфузилась, опустилась на четвереньки,попятилась и вдруг как спрячется ближней даме под пышную юбку.

Что тут началось! Дама стоит ни жива ни мертва, толькоприседает да повизгивает. Публика корчится от хохота, громче всех заливаетсясам Фаворит.

А Мите даму жалко. Каково ей? Не юбки же задирать, чтобживотное выгнать? И рукой через жесткие фижмы тоже не достанешь.

— Ай, ай, — причитала бедная. — Перестань! Миленькая,Зефирочка! Ай, что ты делаешь!

Хотела к выходу просеменить, но чуть не упала. Видно,мартышка ей в ноги вцепилась — ни шагу не ступишь.

Митя увидал, что у несчастной пленницы по лицу текут слезы,даже мушка со щеки отклеилась, вниз поплыла. Неужто никто не поможет, незаступится? Что ж, тогда на помощь ей придет рыцарь Митридат.

Он подбежал, тоже встал на четвереньки, приподнял крайпарчового платья и пролез под проволочный каркас.

Там было темно, тесно и пахло звериным запахом — надодумать, от Зефирки.

Хохот из многих глоток, когда лиц не видать, звучалжутковато, будто свора собак осипла от заполошного лая. Ну и пускай их хохочут.

Мартышка скрючилась, обхватив белеющую во мраке полную ногу.Не исцарапает? Нет, обрадовалась избавителю — обняла его за шею, и он полезобратно, стараясь не слишком высоко поднимать юбку от пола.

Митю встретили рукоплесканьями и шутками. Шутки быливзрослые, несмешные. Митя умел их распознавать по особенному тону, каким сииmots произносились, и в смысл не вникал — пустое.

— Мал, да удал! Везде побывал, все повидал!

— Одним махом двух нимф услаждахом!

— С новым галантом вас, Марья Прокофьевна!

Право, как дети малые.

Зефирка ручонки расцепила, скользнула на пол, да и замерла,очарованная пряжкой на Митином башмачке. Цветные стеклышки так переливались,так сверкали — заглядение.

Потрогала, подергала, потом вдруг как рванет!

— Отдай!

Куда там. Коварная тварь сунула трофей в зубы и припустилапрочь на всех четырех лапах, ловко лавируя меж ног.

— Пиши пропало, — сказал старичок-сосед. — Что пряжка,третьего дня эта поганка у меня с груди звезду Александра Невского уперла!Любит, сволочь, блестящее. Хотел у его светлости попросить, чтоб отыскали, дане осмелился. Жалко, беда! С алмазами была звезда-то…

А Митя взглянул на осиротевший башмак, еще недавно столь нарядныйи прекрасный, — слезы брызнули. Ну, проклятый Cercopithecus[4] из семействаприматов, нет такого закона, чтоб у дворянских сыновей пряжки воровать!

И ринулся в погоню — тоже на четвереньках, ибо такобсервация лучше.

Ага, вон ты где, за лаковыми ботфортами! Зефирке игра вдогонялки, похоже, понравилась. Она оборачивалась, корчила рожи, в руки недавалась.

От ботфорт к палевым чулкам; потом к старомодным башмакам свысокими красными каблуками; потом под кресло. Чуть-чуть не поспел за юбчонкуухватить, выскользнула. Но дальше прятаться Зефирке было негде: голый паркет,стена, боковая дверь.

Попалась!

Митя поднялся, растопырил руки.

— А ну, дай!

Мартышка вынула пряжку изо рта, сунула под мышку и вдруготмочила штуку: подпрыгнула, повисла на дверной ручке, и дверь приоткрылась.Подлая воровка шмыгнула в темную щель, исчезла.

Ну нет, шалишь! Митридат Карпов от поставленной цели неотступится.

Митя оглянулся назад — одни спины, никто не смотрит. Сталобыть, вперед, в погоню.

Зефирка ждала на том конце большой, с завешенными окнамикомнаты. Задрала юбку, махнула хвостом, для которого в панталончиках имелсяособый вырез, и побежала дальше — но не слишком споро, будто не хотела, чтобпреследователь совсем отстал.