Прапорщик:

– Рядовой Панкратов, два шага вперед!

Я:

– Есть! – шагаю вперед.

– Что жуем?

– Ириски! – И достаю из левого кармана кусочки мыла, завернутые в облатки.

– А что не угощаешь?

– Пожалуйста, товарищ прапорщик! – И протягиваю ему, а рота знает о моей задумке.

Прапорщик:

– Учитесь у старшого! Рядовой Панкратов уважает командира, угощает.

Берет он этот кусок мыла в рот – и… начинает материться:

– Ты что мне дал?!

И отправил меня на губу.

В армии стихи писать почти не доводилось, да я и побаивался, потому что дал подписку о нераспространении. Но иногда мой поэтический талант приносил пользу другим.

Мы поехали на учения в Горьковскую область, и была у нас такая практика: выбрасывать конверты в окна на станциях в надежде, что их подберут девушки. А солдаты темные были, необразованные. Вот я для них и сочинял четверостишия по примеру «Дорогой незнакомке от…» Письма сворачивали в форме треугольников, как фронтовые, и выбрасывали в окно. Был у нас старший сержант Сашко Пивовар, украинец. Я написал для него такое вот письмо, и на одной станции девушка откликнулась, ответила. У них завязалась переписка.

Он часто по ночам плакал. Я думал, может, обижают парня. Спросил, что случилось. Оказалось, что он вырос без отца, мать инвалид, он был единственным кормильцем в семье, работал трактористом, а его в армию отправили, потому что план призыва надо было выполнять. У нас он был главным механиком на БМП (боевой машине пехоты). Однажды наш полк задействовали в съемках фильма «Фронт. За линией фронта». Режиссер Игорь Гостев попросил меня помочь, потому что вторым режиссером у него была женщина, Владлена Харитонова, – а картина военная. Консультантом на фильме был генерал-полковник Дружинин, и я не выдержал, подошел к нему и попросил освободить от воинской обязанности старшего сержанта Пивовара. Через три недели Сашко освободили от армии и отправили домой. Он вернулся на родину, встретился с девушкой, с которой они переписывались. Потом они поженились, сейчас у них трое детей. Вот так счастливо закончилась одна история любви.

Для меня же работа на съемках фильма «Фронт. За линией фронта» стала хорошей школой. Я фактически выполнял обязанности второго режиссера. Правда, зарплату я не имел права получать. На площадке я командую, а потом – съемочный день закончился и надо возвращаться в палатки, которые были у нас вместо казарм. До этого у меня уже был опыт работы в качестве второго режиссера: по окончании второго курса ВГИКа мы работали над историческим фильмом «Принимаю на себя» про Серго Орджоникидзе режиссера Александра Орлова.

Наш полк считался элитным. У нас была теплая казарма, кровати двухъярусные. Единственное неудобство – не было горячей воды, умывались холодной. Когда давали отпускные, наши солдаты хвастались, что у нас были хромовые, яловые сапоги, а у простых солдат кирзовые.

Не так давно я был на юбилее нашей Таманской дивизии. Я пришел в свой полк, в свою казарму – а там сейчас служат контрактники. У каждого и коврик под кроваткой, и тапочки, и холодильничек стоит в казарме – у нас этого, конечно, не было. Есть даже телевизоры. У нас был один в Ленинской комнате – это изба-читальня, где проводились политзанятия. Смотреть разрешалось только в определенное время – дадут тебе час посидеть посмотреть телепрограмму, обычно, новости. Я посмотрел, как живут нынешние военные, и сказал им:

– Ребята, при таких условиях стыдно плохо служить.

В армии среди солдат, как когда-то в детстве среди деревенских пацанов, я слыл главным эрудитом, из-за чего чуть не попал в неприятную историю. Было это на учениях в Горьковской области. Сидели мы в окопе, и я солдатам рассказывал содержание «Архипелага ГУЛАГ» А. И. Солженицына, потому что они его не читали. Солдаты, разинув рты, слушали о лагерной жизни при советской власти, а в окоп незаметно зашел новый командир роты младший лейтенант Сергей и послушал. После моей лекции он меня вызвал.

– Вы соображаете, что вы делаете? Солженицына рассказываете! (А Солженицын был тогда запрещенным писателем.)

Я не растерялся:

– Простите, я закончил ВГИК, это идеологический институт, а чтобы бороться с врагом, его надо знать.

Лейтенант задумался:

– Я об этом не подумал.

И расстались. Я до конца службы боялся, что, не дай бог, он донесет. Лейтенант оказался порядочным человеком, не выдал. Мы с ним потом подружились. Позднее он еще раз доказал свою дружбу.

Таким же честным и понимающим был командир батальона Владимир Антонович Тимощук. К солдатам он относился с какой-то отеческой любовью, называл нас сынками. Неприятный случай произошел в процессе работы над фильмом «Фронт. За линией фронта». Режиссер фильма Игорь Гостев хотел, чтобы во время съемок одной сцены камера перемещалась по рельсам, проложенным через озеро. Была поздняя осень, минусовая температура. Озеро Селигер, где проводились съемки, уже покрылось льдом. А режиссер заставил солдат, направленных к нему помогать в проведении съемок, разбивать прикладами лед и прокладывать операторские рельсы прямо в воде. Солдаты были в легких немецких шинельках, под ними – только гимнастерочка, на ногах – короткие десантные сапожки, да пилоточки на головах. Даже актера Игоря Ледогорова для съемок той сцены одевали в прорезиненный водолазный костюм, поверх костюма – шинель с утеплителем. И это притом, что солдатам нужно было не просто пересечь озеро, они по несколько часов работали, стоя в ледяной воде. Неудивительно, что некоторые солдаты стали терять сознание. Тогда я решил в термос с чаем, который им подавали, вливать водку, чтобы они хоть как-то согревались. И кто-то на меня донес. Командир Тимощук вызвал меня к себе, я объяснил, что произошло. Потом Тимощук переговорил с врачом, который подтвердил, что у солдат было сильнейшее переохлаждение.

Я числился простым рядовым, и за такое самоуправство мне грозило серьезное наказание. Чтобы меня спасти, Тимощук тайно отправил меня на десять дней в Москву. Но кто-то все же узнал и доложил. Мое отсутствие объявили самоволом, а мне это грозило Алехинскими казармами, которые были знамениты своей жестокостью. Тогда Тимощук позвонил мне, приказал быстро садиться на электричку, ехать в расположение нашей воинской части и сказать, что все десять суток в населенном пункте Выдропужск я охранял военное обмундирование и имущество, а в Москве меня не было. Иначе и он бы пострадал, потому что я по его распоряжению уехал. Меня в Особый отдел вызвали и спросили, где я пропадал. Я и ответил, что охранял имущество в Выдропужске. Меня попросили уточнить, какое имущество я охранял. Я ответил, что не знаю: я же рюкзаки не раскрывал, скатки не раскатывал. Я действительно не знал, какое военное имущество я мог охранять. Вызвали этого Сергея, командира роты, и спрашивают его, что же я все-таки охранял.