– Ну, гениально! Гениально! Какая правда жизни.

Кстати, Андрон всегда сопереживает персонажу, внутренне живет вместе с героем, которого снимает.

Наконец Никите удалось подхватить вышку. Подняли вышку, меня выдернули, и я – бегом к этой луже, чтобы валенки опять намочить. Смотрю, а лужа испарилась от такой жарищи. Я бегаю кругами по площадке, ищу лужу, потому что ноги горят, а Андрон всем говорит:

– Посмотрите, из образа выйти не может. Ну, гениальный артист.

Потом он меня будет все время хвалить. И я до сих пор стараюсь его не подводить, доказывать своими актерскими работами, что Андрон сказал тогда правду.

Это был мой актерский дебют в «Сибириаде». И что интересно, Андрон, когда фильм вышел, на многих улицах Москвы повесил огромных размеров плакаты с моим изображением, хотя роль у меня в фильме была, скорее, эпизодическая. На афише мое лицо красовалось рядом с Людмилой Гурченко и Никитой Михалковым. И зрители начали спрашивать обо мне: что это за актер, которого так рекламируют?!

Творческая группа на «Сибириаде» была очень дружная и спаянная, и это заслуга режиссера Андрона Кончаловского. Андрон подбирал единомышленников – не только по творчеству, но и по человеческим качествам. Суметь сформировать дружный коллектив – это тоже одна из задач режиссера.

Андрон, зная, что я без квартиры в Москве, привлекал меня играть в эпизодах. Зарплата ассистента по реквизиту в то время составляла 110 рублей, а Андрон добился в актерском отделе, чтобы ставка у меня как у актера была – 28 руб. Это по тем временам были большие деньги. Молодые актеры, закончившие ВГИК, получали 10 рублей. Мне сразу дали 28 рублей, а Андрон, чтобы я зарабатывал, мне говорил:

– Санька, по улице сейчас пройдешь.

– Я же в этой сцене не участвую.

– Если пройдешь, то 28 рублей получишь. Раз прошел в кадре, значит – съемочный день.

Рита Подсухская, гример, подыскивала мне какую-нибудь бороду, надевала шапку. Я изображал пьяного, шел по улице где-то на заднем плане, чтобы меня не узнавали в этом персонаже. Что-то еще придумывали: спиной пройти или в каком-то другом костюме, в робе, например.

Директор картины Эрик Вайсберг сначала возмутился: в течение месяца я зарабатывал по 28 рублей в день, потому что я каждый день был в кадре, плюс моя ассистентская зарплата в 110 рублей – по тем временам это были колоссальные деньги. Эрик негодовал, потому что я за месяц заработал больше Кончаловского. Но это было желание Андрона. Эрик потом с этим смирился, и я, зарабатывая на «Сибириаде», мог оплачивать съемную квартиру в Москве, дарить дамам цветы, шампанское. Как говорится, жил король королем. Но было и еще кое-что – у нас с Эриком была одна дама сердца, которая в итоге выбрала меня. Я подумал: «Все! Теперь Эрик отомстит и платить не будет». Но Эрик не стал этого делать. Он только сказал:

– Ну, Сашка, ты для нее-то уж не жалей на подарки.

И выписывал мне зарплату.

Людмила Гурченко – это актриса, которой я всегда восхищался. На «Сибириаде» ее мучила проблема с переломанной ногой. Причем сделали одну операцию (штифты вставили), оказалось – неудачно, и пришлось все переделывать. Она хромала очень сильно, боли были нечеловеческие. Поэтому Андрон, когда ставил перед ней задачу, говорил:

– Люсенька, пройдешь по тротуару с Никитой под ручку – и хромай. У тебя же вся судьба изломана, и пусть ты будешь хромоножкой.

Она отвечала:

– Хорошо-хорошо, буду хромать.

Но раздавалась команда «Мотор!», и Гурченко не могла позволить, чтобы зритель увидел ее хромоножкой. И она шла… «Стоп, сняли!» – Она падает и теряет сознание от боли. Ее приводят в себя. Андрон опять говорит:

– Люся, хромай, ну что ты себя насилуешь.

– Хорошо, Андрон.

Снимали, и опять повторялось то же самое. Сколько силы воли, желания быть прекрасной, элегантной, привлекательной было в этой женщине! В Люсе это одна из главных черт характера. Андрон мне дал тайный приказ: везде сопровождать Люсю, чтобы, не дай бог, где-нибудь не споткнулась. Я ее сопровождал пообедать в ресторан или куда-то пройтись – всегда был рядом с ней. А она, увидев во мне друга, в одной из своих книг упомянула: «Рядом всегда находился близкий и преданный друг». Не назвала, кто был этот друг, но упомянула. Иногда она, уже доверяя мне, тихонько спрашивала:

– Вы с Андроном смотрите материал: как я там?

Я говорю:

– Очень хорошо.

– А Андрон доволен?

– Очень доволен.

– Саша, не лукавь. Может быть, он чем-то недоволен?

– Очень доволен, Люсенька, что ты!

Я ее всегда успокаивал. Хотя в каких-то сценках Андрон и был чем-то недоволен, но я это скрывал. Вот такие вот были прекрасные и теплые отношения.

Мне, как ассистенту режиссера, Андрон Кончаловский поручил сопровождать Павла Петровича Кадочникова, исполнявшего в «Сибириаде» роль Вечного Деда. Кадочников был очень популярным актером, и Андрон хотел быть уверен, что его нигде не отвлекут, не задержат, и он прибудет на съемки вовремя. Однажды Павел Петрович повел меня в ресторан. С нами была Наталья Андрейченко. Зашли. За стойкой бара стояла крупная женщина. Как только женщина увидела Кадочникова, она воскликнула:

– Паша! Явился!

Оказывается, это была старая знакомая Павла Петровича. Они обнялись. Белла была хозяйкой ресторана, она накрыла на стол. Мы посидели. Ресторан уже закрывался.

– Паша, едем сейчас ко мне, – предложила Белла.

Нас привезли в ее квартиру на окраине Твери. Там Белла снова накрыла на стол. Я очень волновался: утром съемки, а я был в ответе за актеров. Но как я мог ослушаться Народного артиста СССР! Утром я бужу Павла Петровича и Наталью: пора ехать. Такси вызвать не удалось, и хозяйка предложила добираться на трамвае: в десяти минутах ходьбы от ее дома находилась конечная трамвайная остановка. Мы нашли остановку, сели в трамвай, хлопаем по карманам – оказывается, кошельки где-то оставили, ни у кого денег нет. К счастью, водитель трамвая узнала Кадочникова и повезла нас бесплатно. Всю дорогу нам и нашим попутчикам она рассказывала биографию Павла Петровича, которого все знали и любили. Я посмотрел на Кадочникова, а он с полуулыбкой и грустью слушал рассказ о себе.

Мы вышли на конечной остановке в центре Твери. Рядом – набережная. Павел Петрович был моржом, он предложил:

– Санька, скоро съемки, а мы с похмелья. Давай нырнем в Волгу?

– Холодно, – возразил я. – Одежда мокрая будет (дело было осенью).

– Так народу никого, шесть утра. Нырнем без одежды!

Мы снимаем все с себя и ныряем в Волгу-матушку прямо у памятника А. С. Пушкину. Плаваем. Смотрим, на набережной появилась милиция: