Он не растерялся и отрапортовал:

– Так точно! Вам предоставить весь список?

Получается, комбат его предупредил, и это меня спасло.

Вместо положенного мне года, я служил год и полтора месяца. Последние полтора месяца – в разведроте. Первые азы только успел пройти за это время: как по азимуту ходить, наблюдать за территорией. Большой пользы от моего пребывания в разведроте не было. Просто не хотели, чтобы я раньше освободился, вот и придумали, как задержать.

Еще учась во ВГИКе, я познакомился с Кончаловским. На кинофестивале в Мангейме Андрон увидел мою курсовую работу «Урок» и заинтересовался. Он спросил Никиту обо мне, тот посоветовал ему обратиться к Володе Грамматикову, с которым мы учились в одной мастерской. Грамматиков привел меня на встречу с Андроном в квартиру Натальи Петровны Кончаловской и Сергея Владимировича Михалкова (родители Володи Грамматикова были их соседями по лестничной клетке). Мы познакомились с Андроном, долго беседовали. Помню, я раскритиковал его фильм «Романс о влюбленных»: меня немножко шокировало, что в этом фильме все герои говорят белым стихом – я в этом увидел какую-то неправду. И я Андрону прямо сказал, что из-за этой неправды зритель не верит в отношения героев. Андрон рассмеялся, поблагодарил меня за то, что я был искренен, а еще заметил, что В. Шекспир «Ромео и Джульетту» тоже в стихах написал. Я замолчал, не стал с ним спорить. Спустя много лет я пересмотрел фильм и понял, что ошибался: именно на этом белом стихе все в фильме было закручено.

Когда Андрон запустился с «Сибириадой», то предложил мне пойти к нему ассистентом. Он пригласил меня, в первую очередь потому что я из Сибири и знаю деревенский быт. Я ответил, что мне надо сначала снять свой диплом по В. М. Шукшину. Он спросил, почему бы мне не поступить, как Игорь Хуциев: он был на практике у М. А. Швейцера и защитил курсовую материалом из фильма Швейцера? Я ему возразил, что И. Хуциев все же потом с Н. Бондарчук и Н. Бурляевым снял полнометражный фильм «Пошехонскую старину». Итак, я решил сначала защитить диплом во ВГИКе, а потом пойти работать на «Сибириаду». Когда я с отличием защитился, у Андрона шел подготовительный период перед съемками фильма, и он меня направил в Тобольск на выбор натуры. У него была идея: найти для съемок настоящую сибирскую натуру. Я уже готовился к вылету, но рано утром в понедельник меня забрали в армию.

За месяц-два до окончания службы весь наш батальон задействовали в съемках картины И. А. Гостева «Фронт. За линией фронта», и Гостев назначил меня исполнять обязанности второго режиссера. Снимали мы в Вышнем Волочке, а рядом уже приступали к съемкам «Сибириады». И когда объявлялись выходные, Эрик Вайсберг, директор «Сибириады», тайно от командиров приезжал за мной на машине. Я уезжал и встречался с Андроном, мы беседовали.

Вернувшись из армии, я решил запускаться со своим фильмом, но меня уже не принимали в штат «Мосфильма». Прописки московской тоже не было. Я ходил по «Мосфильму» со своими учебными работами, которые носил в огромных коробках. Сам Ефим Львович Дзиган, мой наставник, заходил со мной в кабинеты, ходатайствовал за меня, но, несмотря на это, меня никто не брал на работу. Я предполагаю, что руководство «Мосфильма» и Госкино знало, что я «под колпаком» у Пятого управления КГБ как поэт, и была установка меня не запускать.

Вот в один прекрасный день иду я, как обычно, нагруженный коробками, по коридорам «Мосфильма», а навстречу – Андрон Кончаловский в окружении своей свиты из ассистентов и помощников. Поравнявшись со мной, Андрон говорит:

– Саша, здравствуй, дорогой! Отслужил?

– Отслужил.

– Ну а что не звонишь?

– Как-то неудобно, – замялся я.

– А что сейчас делаешь?

– Да вот, хожу в поисках проекта, но не дают запуститься. И сценарий у меня уже есть, и даже не один.

– А у меня ассистент по реквизиту заболел. Лежит на серьезной операции. Пойдешь вместо него?

Вот так я начал работать на «Сибириаде».

Вообще, работать ассистентом режиссера у Андрона Кончаловского – задача не из легких, потому что у него идеи часто возникали прямо на съемочной площадке. Андрон был очень внимателен к деталям. Если видел в кадре современную кровать, просил найти в деревне кровать 1920-х годов. Эрик Вайсберг, директор картины, давал мне машину, на которой я исколесил всю Тверскую губернию, самые ее глубинки. Заходил в избы к старикам и старухам, предлагал:

– Бабуля, я тебе заплачу денег, как за двуспальную кровать барокко.

Платил и забирал у нее кровать 20-х годов. Иной раз смотрю, там какая-то скалка старая лежит, какая-то бадья, ушат деревянный – все, что мог, сгребал, увозил с собой, и кадр заполнялся историческими реквизитами. Андрон меня хвалил, а я никогда не жаловался на свою работу. Она была трудная, но интересная. И самое главное в этой работе было то, что я всегда был рядом с Андроном. Для меня это была полезная и интересная школа.

У Кончаловского я научился многим нюансам работы режиссера. Во-первых, это поселение группы. Как приехал в экспедицию, убедись сначала, что вся группа поселилась и все довольны. Это очень важный фактор. Кстати, и Никита, брат Андрона, это держит на вооружении. Важно разместить всех, в том числе и рабочих, потому что, когда в процессе съемок от рабочих начинаются жалобы на номер, на отсутствие удобств (приходится бегать в коридор), горячей воды – это влечет за собой большие проблемы. Когда работник изначально приходит на площадку с ужасным настроением, с недовольством – это всегда сказывается на качестве работы. Андрон это прекрасно понимал, и я этому в первую очередь у него научился. Он всегда вселялся в свой номер последним – только после того, как администрация докладывала: все довольны, все хорошо. Но часто, не доверяя администрации, сам обходил номера, чтобы убедиться, что действительно все довольны и все хорошо.

Во-вторых, уважительное отношение к актерам. Я тоже, когда снимал работы как режиссер, следовал его примеру: никто в группе не слышал, о чем я говорил с актером. Иногда бывает, режиссер во всеуслышание отрицательно отзывается о работе актера, начинает оскорблять его или даже орать на него – и актер от этого зажимается. Лучше тихонечко отвести актера в сторону и лично объяснить, что тебя устраивает, а что – нет. Андрон всегда хвалил своих актеров, а так как я находился рядом, то слышал, как он кому-то из съемочной группы говорил:

– Ой, ужасно, ужасно.

А потом обращался к актеру:

– Молодец, давай еще дублик. Только сначала пойдем поговорим-пошепчемся.

Вот это я перенял у Андрона. Режиссер обязательно должен быть психологом.

В-третьих, нужно знать человеческую сторону актера: знать его слабые места, чем актер может быть недоволен, тщеславен ли он, кому он симпатизирует в этой группе, а кого недолюбливает. Этому я научился у Андрона, поэтому мне с актерами всегда легко работается. Ну и еще потому, что я сам актер, знаю актерскую природу, понимаю, что актеру может мешать в работе. Возможно, поэтому я ни разу не слышал от актеров какой-либо жалобы на меня.