в должности западногерманских руководителей, и нередко их появление на Востоке воспринималось как высокопарное и самонадеянное. С другой стороны, перенос западногерманской модели экономики, политики и управления в восточногерманские государства был бы невозможен или, по крайней мере, его нельзя было бы осуществить быстро без западногерманских экспертов. Такие наблюдатели, как историк Юрген Кокка, также быстро отметили успехи реструктуризации в восточногерманских землях. Это, прежде всего, быстрое и почти бесшумное создание эффективных администраций в муниципалитетах, в секторе здравоохранения, в судах, в центрах занятости, в ассоциациях социального обеспечения или в органах государственной власти. То же самое можно сказать и об интеграции Национальной народной армии в бундесвер, которая произошла в течение нескольких лет без каких-либо внешних беспорядков[25].

Тем не менее создание новых западногерманских элит было связано с многочисленными несправедливостями, оно не всегда было результативным, и не только функционеры СЕПГ и Штази, отстраненные от своих обязанностей, громко выражали свое недовольство. Однако через некоторое время большинству представителей старой элиты ГДР все же удалось закрепиться в новой республике, и даже многие партийные функционеры нашли хорошие, а в некоторых случаях и ведущие позиции в частном секторе, например в сфере недвижимости, страхования и финансов[26]. Ментальный разрыв между Востоком и Западом тем не менее был очевиден. Летом 1991 года, как и летом 1997 года, более восьмидесяти процентов восточных немцев считали себя гражданами второго сорта. С другой стороны, 70 процентов западных немцев критиковали восточных немцев за «желание жить как на Западе и работать как раньше на Востоке».

Если восточные немцы воспринимали граждан старой ФРГ как высокомерных, самоуверенных и деловых людей, то западные немцы считали своих соотечественников в новых землях неуверенными в себе и провинциальными[27]. СМИ широко и часто с тревожными нотками сообщали о таких выводах, а в дебатах с обеих сторон преобладали пронзительные тона. Культурная и ментальная дистанция между восточными и западными немцами сохранялась еще долгое время. Но большинство стереотипов вскоре исчезли. На самом деле, общая картина также была более дифференцированной. В 1998 году две трети восточных немцев заявили, что условия их жизни улучшились по сравнению с 1990 годом. Только 18 процентов заявили, что их состояние ухудшилось, однако такого мнения придерживаются более половины безработных. На самом деле, средний чистый доход восточногерманских домохозяйств значительно вырос. В 1991 году они составляли 75 процентов по сравнению с западными землями, а к 1998 году выросли почти до 90 процентов. С 1996 года средний пенсионный доход мужчин Восточной Германии находился на том же уровне, что и у западных немцев, а у женщин он был даже почти на треть выше – чуть менее 1200 марок, благодаря более высокому уровню занятости[28]. Однако, несмотря на такие положительные тенденции, ситуация в Восточной Германии оставалась сложной, и социологи говорили о «фрагментарном развитии». «На фоне громких успехов, процветающих компаний, перестроенных центров городов и развитой инфраструктуры контрастируют закрытые предприятия, руины шахт, заброшенные жилые кварталы и приходящие в упадок деревни, – говорится в промежуточном отчете за 2005 год. – Наряду с обеспеченными людьми, испытывающими временный стресс, есть много недополучающих зарплату или тех, кто вынужден постоянно жить за счет социального обеспечения и чья жизнь съедается безработицей. Молодые и квалифицированные люди покидают страну, рождаемость находится в подвале, а население стареет. Бюджеты восточногерманских земель и муниципалитетов недофинансированы и не могут быть консолидированы собственными силами. То же самое относится и к социальным пособиям. Восточная Германия сильно зависит от трансфертов, и конца этому не видно»[29].

К 2012 году безработица в новых землях снизилась примерно до 12 процентов. Она по-прежнему была в два раза выше, чем на старой федеральной территории, но примерно на уровне старых кризисных регионов Запада. Таким образом, после десяти, а также после пятнадцати лет воссоединения баланс был смешанным. Новые государственные структуры были созданы относительно быстро и успешно. Экономическая унификация, однако, привела к настоящей катастрофе, для выхода из которой потребовались не годы, а десятилетия. В то же время социальные и ментальные различия оказались долговременными и труднопримиримыми. Однако если посмотреть на соседние с ГДР страны – бывшие партнеры в восточной части Центральной Европы, то общегерманское развитие нельзя было не назвать успешным. Но это не было мерилом, по которому измерялись успехи и неудачи. В этом отношении оценка ситуации в Восточной Германии также была вопросом перспективы.

В НОВОМ МИРОВОМ ПОРЯДКЕ

21 ноября 1990 года окончание холодной войны и триумф Запада были торжественно засвидетельствованы «Парижской хартией». В нем все европейские государства, включая Советский Союз, взяли на себя обязательства по верховенству закона и демократии, сохранению прав человека, социальной справедливости и экономической свободы внутри страны, отказу от насилия и мирному урегулированию конфликтов между государствами – несомненно, знаменательный момент, но еще более знаменательный, поскольку окончание противостояния Восток – Запад было одновременно прелюдией к формированию новой глобальной структуры власти[30].

Направление внешней политики, которое ФРГ примет после окончания системного противостояния, казалось, обозначилось после включения бывшей ГДР в НАТО и Европейское сообщество: в центре внимания было объединение Европы, а это включало, помимо ожидаемого европейского экономического и валютного союза, скорейшую интеграцию бывших коммунистических государств Восточно-Центральной Европы в общеевропейский контекст – в краткосрочной перспективе посредством экономической поддержки, в среднесрочной или долгосрочной перспективе также посредством интеграции в Европейский союз, а возможно и в НАТО. Кроме того, существовавшие во многих европейских государствах сомнения по поводу объединения Германии должны были быть развеяны с помощью политики сотрудничества и сдержанности. В своей первой правительственной декларации в январе 1991 года Коль заявил, что «национальная односторонность или даже стремление к власти» неуместны при осуществлении нового суверенитета. Для немцев было только одно место «в этом мире: в сообществе свободных народов»[31].

Для достижения этой цели после мировых политических потрясений 1989–1990 годов была необходима фаза внешнеполитического спокойствия и консолидации. Но такой передышки не было. Скорее, политическая повестка дня ФРГ была полностью изменена в течение нескольких лет, даже месяцев, множеством мировых политических событий. Война против Ирака, распад Советского Союза и гражданская война в Югославии изменили параметры международной политики, и ФРГ внезапно столкнулась с вызовами совершенно нового типа, от которых она была защищена своим положением в потоке холодной войны в десятилетия до 1990 года, – 2 августа 1990 года около ста тысяч иракских солдат вторглись в Кувейт и оккупировали его. Хотя между двумя государствами уже давно существовали споры о границах (установленных довольно произвольно в конце британского мандата), причина вторжения была иной: