Ирак был экономически ослаблен после девятилетней войны с Ираном и сильно задолжал своим арабским соседям, около 80 миллиардов долларов США только Кувейту. Попытка иракского диктатора Саддама Хусейна улучшить финансовое положение страны путем резкого повышения цены на нефть провалилась, не в последнюю очередь из‑за сопротивления Кувейта. Вторжением Ирак хотел не только избавиться от своих долгов, но и получить в свои руки богатые нефтяные скважины соседней страны. Своим государственным переворотом Саддам Хусейн, возглавлявший левонационалистическое военное командование и поддерживавший тесные отношения как с Советским Союзом, так и с США, попытался создать факты, пока внимание всего мира было приковано к распаду советской империи и событиям в Германии и Восточно-Центральной Европе. Однако это оказалось просчетом, поскольку вторжение в Кувейт было почти единодушно осуждено не только Западом, но и арабскими странами. По мандату ООН США начали формировать коалицию, состоящую в итоге из более чем двадцати государств, которые начали атаковать Ирак массированными воздушными ударами 17 января 1991 года и наземными войсками 24 февраля. 28 февраля иракская армия потерпела поражение. Число жертв со стороны коалиции составило около двухсот человек, со стороны Ирака – от пятидесяти до ста тысяч. При отступлении иракские войска подожгли кувейтские нефтяные скважины и направили трубопроводы в Персидский залив. Результатом стала огромная экологическая катастрофа[32]. В политическом плане первая война в Персидском заливе помогла установить новый глобальный баланс сил даже в условиях распада Советского Союза. Тот факт, что коалиции во главе с США, предоставившими три четверти войск коалиции, удалось в течение нескольких дней уничтожить Ирак и его значительный военный потенциал, дал понять, что только Соединенные Штаты как единственная оставшаяся сверхдержава способны и готовы установить однополярный мировой порядок после окончания двухполярного.

В этом контексте важно отметить, что диктатура Саддама Хусейна была не более жестокой, чем режимы союзников США на Ближнем Востоке, таких как Саудовская Аравия, Сирия или Египет, хотя во время огромной пропагандистской битвы, сопровождавшей эту войну, создавалось впечатление, что Саддам – «новый Гитлер». Однако тот факт, что американцы тогда не стали полностью оккупировать Ирак и лишь победили режим Саддама, но не свергли его, свидетельствовал о том, что, помимо обеспечения собственного политического и экономического влияния на Ближнем Востоке, их главной заботой было установление баланса сил в этом регионе и предотвращение дальнейших войн без необходимости постоянного участия войск. Немцы не входили в антииракскую коалицию. На это было несколько причин: во-первых, согласно общепринятой интерпретации, Основной закон содержал запрет на развертывание войск бундесвера за пределами территории НАТО – «вне зоны», как это теперь называлось. Во-вторых, подготовка к войне началась летом 1990 года, именно в те недели объединения Германии, когда страна была озабочена собой как никогда ранее. Кроме того, когда началась война, на территории Германии все еще находилось более трехсот тысяч солдат Советской армии. Но, прежде всего, ни одна другая страна не протестовала так постоянно и массово против войны в Персидском заливе, как Германия. Правительство Германии до самого конца настаивало на заключении мира путем переговоров, но уже на ранней стадии дало понять, что не будет участвовать в военных операциях, в основном по конституционным причинам. Эта сдержанность иногда вызывала резкую критику со стороны западных держав, тем более что СМИ широко освещали продолжающиеся массовые демонстрации против войны в Персидском заливе в крупных городах Германии. Германия, как заметил американский сенатор Маккейн, находилась в процессе превращения в одну из ведущих мировых держав наряду с Японией и США, но не была готова взять на себя большие обязательства, которые это повлечет. «Если германское правительство и германский народ не изменят своего поведения, это может нанести серьезный ущерб германо-американским отношениям». А бывший госсекретарь США Генри Киссинджер подчеркнул разочарование США тем, что Германия, воссоединение которой они горячо поддерживали и которую они десятилетиями защищали от угрозы с Востока, теперь демонстрирует протест против участия США на Ближнем Востоке. Однако такие заявления противоречили позиции правительства США, которое ожидало ни в коем случае не военного участия ФРГ, а скорее, как и от Японии, прежде всего, существенного финансового участия. Тем не менее, когда стало известно, что германские компании поставляли Ираку не только оружие, но и химические заводы, которые могли использоваться для производства отравляющего газа, образ беспринципной нации торгашей, которая хотела заработать на войне, но была слишком труслива, чтобы вступить в борьбу, укрепился[33].

Масштабы демонстраций и протестов против войны в Персидском заливе (митинг в боннском Хофгартене насчитывал более ста тысяч участников) удивили и германских политиков. Протестовали против грозящей войны в основном студенты и школьники, члены когорт 1970‑х годов, которые на момент принятия двойного решения были еще слишком молоды, чтобы принять участие в манифестациях против «наращивания вооружений». Здесь были взаимосвязаны несколько мотивов протеста: пацифизм, который превзошел сам себя, в сочетании с явным антиамериканским акцентом, который выразился в таких лозунгах, как «Нет крови за нефть!» и «Янки вон из Саудовской Аравии!», в то время как вторжение Ирака в Кувейт было в основном проигнорировано. К этому добавились страхи перед всемирной экологической катастрофой, которые были особенно распространены в Германии того времени и нашли отражение в апокалиптических сценариях глобального ледникового периода, ожидаемого в случае поджога кувейтских нефтяных скважин. Не последнюю роль в протестах сыграли и продолжающиеся дебаты о массовых преступлениях национал-социалистов. «Никогда больше не быть зачинщиком» – вот одна из движущих сил, которая отличала антивоенные протесты в Германии от протестов в других странах[34]. По сравнению со своими предшественниками, мирные демонстрации 1990–1991 годов были явно менее политизированными. Не обошлось и без определенной истерии, которая отразилась в широко распространенном, иногда несколько катастрофическом ощущении того, что, возможно, мы являемся свидетелями начала Третьей мировой войны. Однако, прежде всего, война в Персидском заливе и сопровождавшее ее моральное чрезвычайное положение в Германии (даже карнавальные шествия в понедельник перед карнавалом 1991 года были отменены!) размыли ранее действовавшие разделительные линии между левыми и правыми. До этого времени почти каждое движение или восстание в третьем мире, направленное против Запада и особенно против американцев, могло рассчитывать на сочувствие и поддержку левых во всем мире и особенно в Германии. Тот факт, что Саддам Хусейн напал на маленькое соседнее государство Кувейт, как грабитель на сберкассу, затем терроризировал страну и в конце концов даже бомбардировал ракетами Израиль, который совершенно не был вовлечен в конфликт, не мог быть одобрен даже теми, кто не доверял вскоре переполнившей его западной пропаганде. Кроме того, военная миссия в Ираке была легитимирована ООН и Советом