проживающее там хорватское, но прежде всего мусульманское население. Изгнания, массовые изнасилования и, наконец, массовые расстрелы стали отличительными чертами этой разрастающейся гражданской войны. Такие методы использовали не только сербы, но и прежде всего они. Политика изгнания и истребления достигла своего апогея летом 1995 года в городе Сребреница. В этом городе жили тысячи боснийцев-мусульман, которые бежали туда, спасаясь от наступающих войск боснийских сербов. В июле 1995 года войска боснийских сербов захватили город, завели около 8000 боснийцев-мусульман мужского пола в лес и расстреляли[43]. Резня в Сребренице стала самым серьезным военным преступлением после Второй мировой войны в Европе, на континенте, который мечтал о конце европейских распрей и начале долгой эры мира и процветания, когда была подписана Парижская хартия. Но Сребреница также стала поворотным пунктом в этой войне. После того как ни развертывание «голубых касок» ООН, ни создание зон защиты, ни различные посреднические усилия Европейского сообщества не смогли положить конец гражданской войне, в дело вмешались США. Самолеты НАТО бомбили сербские позиции, вынуждая прекратить огонь, что в конечном итоге привело к шаткому, но длительному миру.

Гражданская война в Югославии, символом которой стала резня в Сребренице, стала низшей точкой в европейской истории послевоенных десятилетий, а также изменила политические дебаты в Европе и в Германии. Всем было очевидно, что европейские государства не смогли выработать общую позицию по этому конфликту у себя дома и обеспечить ее выполнение. США, а не европейцы, положили конец гражданской войне. Если европейцы хотели остаться или стать способными действовать на своем континенте, то здесь явно требовались изменения, поскольку две главные европейские послевоенные державы, Франция и Великобритания, были перегружены задачей единоличного принуждения к миру, а государства Европейского сообщества не были достаточно едины в этом вопросе. Что касается Германии, то, хотя она и продвинулась вперед с признанием Хорватии и Словении, она оказалась неспособной защитить эти государства, а также Боснию и Герцеговину, конечно, не военными средствами. Кроме того, югославский конфликт еще раз наглядно показал, с какими опасениями европейские государства относятся к объединенной Германии. Те, кто считал, что после воссоединения Германия стала «нормальной страной», оказались обманутыми. Но какие последствия можно из этого извлечь? Несомненно, внешняя политика Германии не ставила своей целью усиление собственного влияния посредством военных операций за рубежом. Ее целью было, скорее, достижение скоординированной или даже общей внешней политики и политики безопасности в рамках Европейского сообщества. Однако ссылка на конституционные препятствия для таких миссий потеряла актуальность после того, как в июле 1994 года Федеральный конституционный суд одобрил развертывание германских войск в миссиях по мандату ООН за пределами территории НАТО. При этом такие развертывания должны были быть предварительно одобрены парламентом; бундесвер стал «армией бундестага», как подчеркивали многие комментаторы[44]. Уже после войны в Ираке и широко распространенной критики сдержанности Германии германское правительство предприняло первые попытки полувоенной помощи за рубежом – в Камбодже, Сомали и в мониторинге воздушного пространства над Боснией. Некоторые германские разведывательные самолеты также участвовали в действиях НАТО против боснийских сербов в Сараеве. Но это были лишь символические и скорее экспериментальные вклады в документальное подтверждение готовности Германии выступить на стороне своих союзников. В бундестаге правительство добилось поддержки большинством голосов таких иностранных миссий – но не среди населения. Это не привело к получению мандата на новую, «силовую» внешнюю политику.

ПОЛИТИКА ПРЕДОСТАВЛЕНИЯ УБЕЖИЩА И МУЛЬТИКУЛЬТУРНОЕ ОБЩЕСТВО

Распад коммунистического мира и гражданская война в Югославии также усилили международную миграцию бедных, которая уже расширялась с 1980‑х годов в результате глобализации. Иммиграционное давление нашло различные выходы в различных европейских странах. Хотя число нелегальных иммигрантов было особенно велико в странах Средиземноморья, большинство иммигрантов во Франции и Великобритании были выходцами из бывших колоний. В Германии, Нидерландах, Швеции и Швейцарии, с другой стороны, движение беженцев нашло свой путь в основном через сравнительно либеральное законодательство о предоставлении убежища. Здесь число лиц, ищущих убежища, резко возросло после открытия границ в Восточной Европе. В 1989 году число просителей убежища в ФРГ составляло 120 тысяч человек, в 1990 году – 190 тысяч. К 1992 году оно возросло до 438 тысяч человек, а после внесения поправки в статью 16 Конституции в декабре 1992 года вернулось к первоначальному уровню – около 120 тысяч человек в год. Две трети лиц, ищущих убежища, прибыли из Восточной Европы. С точки зрения численности населения в период с 1990 по 1998 год самый высокий показатель был в Швейцарии и Швеции – более 25 просителей убежища на 1000 жителей, опережая Германию с показателем около 20. Однако в политике западноевропейских государств в отношении беженцев не было единой линии[45]. После открытия границ Запад теперь столкнулся с угрожающими последствиями своей победы над миром коммунистических государств. Расчеты, страхи и паника вскоре увеличили число ожидаемых беженцев из Восточной Европы до почти неизмеримых размеров. В Западной Германии дискуссия о политике в отношении иностранцев и предоставления убежища достигла такого накала в конце 1980‑х годов, что наблюдатели уже в самом начале признали эту тему «главным внутриполитическим противоречием наступающих 1990‑х годов». «Эксперты считают, что в страну прибудут до 10 миллионов человек», – таким заголовком пестрели различные газеты в конце 1990 года. Это были необоснованные преувеличения; даже представления о том, сколько просителей убежища прибыло в Германию на сегодняшний день, вскоре потеряли всякую связь с реальностью. На вопрос о том, какой процент составляют просители убежища в Германии к общей численности населения, выпускники одной мюнхенской гимназии ответили: «От 30 до 40 процентов»[46]. Доля просителей убежища в общем притоке и миграционном движении в целом также была завышена. В период с 1990 по 1994 год на почти 1,5 миллиона просителей убежища приходилось примерно 2,1 миллиона иностранцев, прибывших в Германию вне системы предоставления убежища. Сюда относятся приехавшие в рамках воссоединения семей, а также иностранцы из Европейского сообщества с расширенными правами на въезд и проживание[47].

Еще в 1988 году партии ХДС/ХСС требовали остановить быстро растущую иммиграцию в Германию, а именно путем внесения поправок в статью 16 Конституции о предоставлении политического убежища. В Социал-демократической партии этот вопрос вызвал споры, что отражало противоположные позиции по важным общественным проблемам. Тем, кто сталкивался с последствиями иммиграции и растущим недовольством среди коренного населения в городах и муниципалитетах, противостояли те, кто не хотел жертвовать фундаментальным правом на убежище, столь значимым в политической традиции ФРГ.

Вследствие этого в преддверии первых общегерманских выборов в бундестаг в декабре 1990