Она говорила в своей обычной манере — так, словно былауверена, что все вокруг готовы внимать ей, затаив дыхание. С новой прической —с заколотыми высоко волосами — она выглядела совсем иначе, чем прежде. Теперьлицо ее казалось одновременно более юным и более взрослым, черты удивляли своейтонкостью, а щеки — нежностью.

— Пока он одиночка, да, — продолжала она. —Но он явно пытается положить конец своему одиночеству. Нам известно, что егоэмбрионы развиваются с невероятной скоростью. Значит, вполне допустимо, что влюбое время у него может появиться жизнеспособное потомство.

— Весьма верное замечание, — подхватил ЭронЛайтнер. — Совершенно справедливое. И мы не можем предугадать, с какойскоростью будет развиваться этот… потомок интересующего нас существа. Скореевсего, ребенок будет расти так же быстро, как в свое время и его отец, хотя мыне можем объяснить, каким образом это происходит. Вполне закономернопредположить, что впоследствии данное существо совокупится со своим собственнымпотомком. Да, я полагаю, именно так оно и намерено поступить, если учесть, чтопопытки совершить этот акт с другими, как правило, завершаются их гибелью.

— Господи Боже, значит, он хочет наплодить множествосебе подобных? — дрожащим голосом осведомилась Энн-Мэри.

— А от Роуан так и не поступило никаких известий?Кто-нибудь располагает хоть какой-нибудь информацией о ней?

В ответ сидевшие за столом отрицательно замотали головами.Лишь Райен дал себе труд членораздельно ответить «нет».

— Понятно, — вздохнула Мона. — Ладно, ядолжна кое о чем вам рассказать. Это существо едва не добралось и до меня. Воткак это произошло.

Мона уже рассказывала Пирсу эту историю на Амелия-стрит. Но,слушая ее сейчас, он обратил внимание, что она опускает некоторые детали.Например, умалчивает о том, что была с Майклом, что уснула в библиотеке, причемабсолютно обнаженная, что ее разбудил звук виктролы, а вовсе не скрип открываемогоокна. Пирс не мог понять, из каких соображений она утаила все эти важныеподробности. У него всегда создавалось впечатление, что, пересказывая семейныепредания, Мэйфейры предпочитали умалчивать о чем-то очень значительном,опускали весьма существенные детали. Вот и сейчас ему хотелось крикнуть: «Скажиим, что играла виктрола! Скажи!» Но он хранил молчание.

Казалось, существует разительное несоответствие между этимопасным существом, которого они считали мутантом, и атмосферой старинных легенди чудес, неизменно окутывавших дом на Первой улице. Играла виктрола. И этамузыка принадлежала иной реальности, далекой от геномов, ДНК, хромосом истранных отпечатков пальцев, обнаруженных коронером в квартире Мэнди Мэйфейр воФранцузском квартале.

Из всех смертей лишь смерть Мэнди сочли убийством. О том,что она умерла не без постороннего участия, красноречиво свидетельствовали какцветы, покрывавшие ее тело, — уж это-то она никак не могла сделатьсама, — так и синяки и царапины на шее, неопровержимо доказывавшие тотфакт, что женщина боролась до последнего. Гиффорд, похоже, не сопротивляласьсовсем. По крайней мере, никаких следов схватки на ее теле обнаружено не было.По всей вероятности, его мать захватили врасплох. Так что она, скорее всего, неиспытывала ни страданий, ни страха. И не получила ни одного синяка.

Выйдя из задумчивости, Пирс вновь услышал голос Моны. Теперьона рассказывала о запахе.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — оживился Райен.Впервые в глазах его вспыхнул слабый огонек интереса. — Мне знаком этотзапах. Я тоже его ощущал. В Дестине. Запах, кстати, довольно приятный. Похожна…

— Да, запах очень приятный, даже изысканный, —перебила Мона. — Хочется вдыхать его до бесконечности. И мне кажется, я досих пор ощущаю его в доме на Первой улице.

— В Дестине он был слишком слабым, — покачалголовой Райен.

— Вам он кажется слабым, мне — сильным, — пожалаплечами Мона. — Но важно совсем не это. Поймите, запах может бытьпризнаком генетической совместимости.

— Мона, деточка, с каких это пор ты начала так хорошоразбираться в генетической совместимости? — усмехнулся Рэндалл.

— Оставь свои колкости при себе, — ледяным тономосадил его Райен. — Сейчас не время для шуток. Нам необходимо предпринятькакие-то действия… решительные действия. Найти это существо. Вычислить, где ономожет появиться в следующий раз. Мона, ты сумела его разглядеть?

— Нет, я ровным счетом ничего не видела. Но мне быхотелось дозвониться до Майкла. У Майкла была возможность рассмотреть его какследует. Я звонила ему множество раз, но так и не сумела его застать. И этоочень меня тревожит. Думаю, мне пора идти…

— Ты не выйдешь из этой комнаты одна, —непререкаемым тоном заявил Пирс. — Без меня ты никуда не пойдешь.

— Вот и замечательно. Значит, ты меня проводишь.

Лорен характерным для нее жестом постучала ручкой по столу,привлекая всеобщее внимание.

— Давайте вернемся к делу, — предложилаЛорен. — Итак, все женщины семейства Мэйфейр извещены о возможнойопасности.

— Все или не все — нам неизвестно, — пробормоталаЭнн-Мэри. — Господи помилуй, откуда нам знать, кто на самом делепринадлежит к семейству Мэйфейр, а кто — нет. Думаю, эта тварь тоже этого незнает.

— Ив Новом Орлеане, и в Хьюстоне ведется поисквозможных свидетелей, — пропустив ее замечание мимо ушей, продолжалаЛорен.

— Скорее всего, никаких свидетелей нет и быть не может.Никто не видел, как он входил в дома к своим жертвам или выходил прочь.

— Тем не менее нам известно, как он выглядит, —возразила Мона. — Об этом рассказал доктор Ларкин. И те, кто встречал егов Шотландии. Майкл тоже его видел.

— Лорен, как бы то ни было, нам остается лишь одно:ждать, — заметил Рэндалл. — Мы уже сделали все, что могли. Теперьследует держаться вместе. Это существо не собирается сдаваться. Рано или позднооно появится вновь. И мы должны быть готовы к встрече.

— И как же нам готовиться? — спросила Мона.

— Эрон, надеюсь, ваши люди в Амстердаме и Лондонесумеют нам помочь? — голос Райена прозвучал еще тише, чем обычно. — Ядумаю, подобные случаи находятся как раз в сфере ваших интересов и вашей компетенции.Помнится, Гиффорд без конца повторяла: «Эрон это знает», «Поговори с Эроном».

Свои слова Райен сопроводил печальной и рассеянной улыбкой.

Пирс никогда прежде не замечал подобной улыбки на лицесвоего отца. Никогда прежде не слышал в его голосе столь жалобных интонаций.