Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меж них нерешительно ведьма стояла,
И дверь распахнулась тогда широко.
Карались ошибки бедой и несчастьем,
Кровавый кошмар их в пути ожидал.
Цветущий Эдем осенен был проклятьем,
И нынче юдолью скорбящих он стал.
Расстаньтесь же с пришлыми вы докторами.
Беду и опасность чужой принесет.
Зло вскормлено будет чужими трудами,
Но ввысь лишь наука его вознесет.
Свой путь пусть поведает дьявол из мрака,
Представ словно Ангел святой в небесах.
Свидетелем мертвый восстанет из праха.
Алхимик же пусть обратится во прах.
Кто не человек, должен быть уничтожен.
На грубый предмет возложите сей труд.
И мудрый конец тогда станет возможен.
И души страдальцев покой обретут.
Рожденные дьяволом будут убиты,
Пусть жалость невинный в вас не пробудит,
Иначе в Эдем будут двери закрыты,
Иначе весь род наш в могиле почит.
Эвелин оставалась со мной в течение двух дней и двух ночей.Никто не осмелился переступить порог моей спальни. Тобиас, разумеется, незамедлил явиться и принялся сыпать ругательствами и угрозами. Его сын Уолкерустроил шум у ворот. Не знаю, кто еще из членов их семейства удостоил нас своимвизитом и что они все говорили. Не знаю даже, где происходили все эти разборки.Иногда мне казалось, что с лестницы доносится возбужденный голос Мэри-Бет. Судяпо всему, она ругалась с Карлоттой. Ричард бесчисленное множество раз стучалсяв дверь, но я неизменно отвечал, что со мной все в порядке, и просил его уйти.
Мы с девочкой вместе лежали на моей кровати. Меньше всегомне хотелось причинить ей боль. И конечно, вся ответственность за то, чтопроизошло, лежит только на мне. В свое оправдание скажу лишь одно: мы с нейкачались на волнах сладчайшей нежности, и я упоительно долго ласкал ее исогревал в объятиях, пытаясь унять дрожь страха и одиночества, сотрясавшую этохрупкое тело. Конечно, то было чистой воды безумием, и все же мне казалось, ямогу спасти ее своей любовью.
Однако же все еще жившее во мне мужское начало не позволилоограничиться столь простыми и невинными ласками. Поцелуи мои становились всеболее настойчивыми и страстными. Наконец девочка поняла, чего я от нее хочу, ис готовностью подчинилась этому желанию.
Остаток ночи мы лежали, тесно прижавшись друг к другу,прислушиваясь к отдаленному гулу голосов, который стих только под утро.
Эвелин сказала, что моя мансарда нравится ей гораздо больше,чем чердак в том доме. А я с горечью подумал, что вскоре мне предстоит умеретьв этой комнате.
Но об этом я не собирался говорить Эвелин. Я ощущал еепрохладную руку на своем разгоряченном лбу. Шелковые ее ладони слегка касалисьмоих век.
Вновь и вновь она повторяла стихотворные строчки своегопророчества, и наконец я выучил их наизусть.
К рассвету я повторял их так уверенно, что Эвелин больше небыло нужды меня поправлять. Записать стихотворение я не осмелился — в этом небыло смысла. Я знал, что Мэри-Бет, мой злой дух, непременно найдет и уничтожитнаписанное, и сказал об этом Эвелин, попросив ее при случае прочесть загадочныестихи всем остальным. И непременно Карлотте. И Стелле. Но сердце мое, томимоетревожным предчувствием, мучительно ныло. Что ожидает всех нас? Каков смыслэтих таинственных строчек?
— Я тебя огорчила, — печально заметиладевочка. — Ты такой грустный.
— Дитя мое, до встречи с тобой я грустил постоянно. Аты, напротив, развеяла мою грусть. Подарила мне надежду.
Думаю, лишь в четверг к концу дня Мэри-Бет осмелиласьнаконец нарушить наше блаженное уединение и ворвалась в мою комнату.
— Да будет тебе известно, Тобиас и его банда собираютсявызвать полицию, — сообщила она вместо извинения за свой бесцеремонныйпоступок.
Тон ее был на удивление спокойным и лишенным какого бы то нибыло драматизма. Впрочем, она всегда была на редкость разумной особой и прилюбых обстоятельствах не теряла самообладания.
— Скажи, что им больше не удастся держать Эвелинвзаперти, — отрезал я. — Она будет распоряжаться собой пособственному усмотрению. Будет жить там, где пожелает. И позвони Кортланду вБостон.
— Он уже здесь, Джулиен.
Я распорядился прислать ко мне Кортланда. Стелла темвременем отвела девочку вниз, в свою комнату. Я попросил ее не оставлять Эвелинни на минуту и не давать ее в обиду. Чтобы обеспечить безопасность девочки, кним присоединилась и Карлотта.
Итак, передо мной, повинно понурив голову, предстал старшийи способнейший из моих сыновей, моя радость и гордость. На протяжении многихлет я изо всех сил скрывал от него то, что знал сам. Однако Кортланд былслишком проницателен, чтобы усилия мои увенчались полным успехом. Теперь оннеизмеримо упал в моих глазах. Я был слишком зол, чтобы думать о справедливостисвоих упреков. Именно Кортланду я поставил в вину все те лишения, которыепришлось претерпеть несчастному ребенку.
— Отец, клянусь тебе, я знать не знал о еесуществовании. Да и теперь я не верю в то, что она моя дочь. Если хочешь, ярасскажу тебе о том, что произошло той ночью. Хотя это темная история. Уверен,Барбара Энн подсыпала мне что-то в вино, так что я сам не понимал, что делаю. Оназатащила меня в болота. Мы вдвоем сидели в лодке… Собственно, это и все, что япомню. А еще… Знаешь, она показалась мне очень странной… настоящей ведьмой.Поверь, отец, я ни в чем не виноват. Очнувшись, я обнаружил, что лежу в лодке,но уже один. Я отправился в Фонтевро. Однако они прогнали меня прочь. Тобиасвышел мне навстречу с ружьем в руках и во всеуслышание заявил, что пристрелитменя как бешеного пса. Я добрался до Сент-Мартинвиля и оттуда позвонил домой.Вот и все. Клянусь, больше я ничего не помню. Если Эвелин и в самом деле моядочь, я искренне сожалею, что с ней так плохо обращались. Но мне никто несообщил о ее рождении. Судя по всему, они не хотели, чтобы я об этом знал. Нообещаю, с этого дня я буду о ней заботиться.
— Прибереги все свои уловки и отговорки для судебныхпроцессов! — рявкнул я в ответ. — А мне нечего пудрить мозги. Тыпрекрасно знал, что у тебя родилась дочь. Разумеется, до тебя доходили слухи.Но сейчас не время ворошить прошлое. Ты должен защитить девочку, понял? Недопустить, чтобы эти негодяи вновь посадили ее под замок. Должен обеспечить еевсем необходимым, одеждой и деньгами. И, если она того пожелает, отправить вшколу — подальше отсюда.