У людей, что жили в этом маленьком домике, была коричневаякожа. А еще — черные волосы и черные глаза. Они сидели за столом, над которымвисела лампа, и в свете ее коричневая кожа казалась особенно блестящей.Невысокого роста, очень худые, люди эти были одеты в какие-то яркие наряды —красного, синего, белого цветов. Женщина, увидев Эмалет, встала из-за стола иподошла к прозрачной двери.

— Господи помилуй, да это ребенок! Заходибыстрее! — сказала она, глядя прямо в глаза Эмалет. — Джером,посмотри только на это! Девчонка расхаживает совершенно голая. Госпожи Боже, нуи дела творятся!

— Я вымылась в воде, — произнесла Эмалет. —Мама больна. Она под деревом. Она больше ничего не говорит.

Эмалет протянула вперед руки. С них стекала вода. Мокрыеволосы рассыпались по плечам и груди. Она слегка замерзла, но здесь, в комнате,воздух был теплым и приятным.

— Входи же, входи, — повторила женщина и потянулаЭмалет за руку. Потом она сняла с крючка кусок ткани и принялась вытиратьдлинные волосы Эмалет. На сверкающем полу уже растеклась лужа. Все вокруг былослишком чистым. До странности чистым. В этом доме ничто не напоминало облагоуханной тревожной ночи, стоявшей за стенами, ночи, полной непонятныхзвуков и движения причудливых теней. Здесь можно было укрыться от темноты, отнасекомых, что жалили так больно, от колючек, что впивались в босые ноги Эмалети царапали ее голые руки.

Мужчина не двигался с места, с любопытством разглядываяЭмалет.

— Джером, ты что, к полу прирос? Иди-ка, принеси другоеполотенце, — распорядилась женщина. — И подбери для девчонкичто-нибудь из одежды. Куда делись твои вещи, детка? — вновь обратилась онак Эмалет. — Кто тебя раздел? С тобой приключилась какая-то беда?

Эмалет никогда не слышала таких голосов, как у этихкоричневых людей. В них ощущалась некая музыкальность, которой были лишены всезнакомые ей людские голоса. Интонации их речи казались ей непривычными, ноприятными. Еще она заметила, что белки их глаз не белые, а скорее чутьжелтоватые и хорошо сочетаются с коричневым цветом кожи. Даже в голосе отца онаникогда не слышала такого приятного нежного воркования. Отец всегда говорил ей:«Когда ты родишься, ты будешь знать все, что тебе нужно. И запомни: никогда иничего не бойся».

— Помогите мне, — попросила Эмалет.

— Джером, ты принесешь одежду или нет? —воскликнула женщина. От большого рулона бумаги она оторвала кусок и приняласьпромокать руки и плечи Эмалет. Эмалет тоже оторвала кусок бумаги и вытерлалицо. Надо же! На ощупь бумага оказалась довольно грубой, однако не настолько,чтобы поцарапать щеки. К тому же она хорошо пахла. Бумажные полотенца. Всезапахи в этой маленькой кухоньке доставляли Эмалет удовольствие. Хлеб, молоко,сыр. Конечно, это сыр — что же еще? Большой кусок ярко-желтого сыра лежал натарелке. Эмалет очень хотелось сыру. Но пока ей не предлагали его отведать.

«По натуре своей мы очень добрые и кроткие, — не разговорил ей отец. — К тому же еще и слишком хорошо воспитанные. Именнопоэтому нас так ненавидели в прошлом».

— Откуда я возьму одежду для такой жердины? —спросил человек по имени Джером, расстегивая рубашку. — В доме нет ниодной шмотки, которая пришлась бы ей впору.

Он снял рубашку и теперь держал ее в руках. Эмалет хотелосьее пощупать, но еще больше хотелось разглядеть ее как следует. Рубашка былабело-голубая, вся в маленьких квадратиках, похожих на те, что она видела настоле. Только на столе они были красными и белыми.

— Думаю, ей подойдут штаны Бабби, — сказалаженщина. — Иди, принеси какие-нибудь его штаны. И давай мне рубашку.

Все в этом домике сияло. Белые и красные квадратики на столеблестели. Схватившись за край стола, Эмалет почувствовала, что может стащитьквадратики прочь. Значит, стол был покрыт чем-то вроде простыни. В углу стоялблестящий белый холодильник. Эмалет слышала звук работающего мотора. Взглянувна холодильник, она сразу догадалась, что он откроется, стоит потянуть заручку. И там, внутри, наверняка есть холодное молоко.

Эмалет была голодна. Пока мать лежала под деревом, устремивнеподвижный взгляд в небо, Эмалет высосала все ее молоко до последней капли.После этого она долго плакала, а потом подошла к воде, чтобы умыться. Но водаоказалась мутной, зеленоватой и отвратительно пахла. На самом краю травянойлужайки Эмалет обнаружила крохотный родничок и умылась в нем.

Тот, кого звали Джером, торопливо вошел в комнату. В руках унего были длинные брюки. В точности как на нем. Такие носил и отец Эмалет.Эмалет натянула брюки на свои худые длинные ноги, едва не потеряв при этомравновесие, и ощутила холодное прикосновение железной застежки-молнии к своемуживоту. Пуговицы тоже были холодными. Но ее это не смущало. Просто она толькочто родилась и еще была слишком нежна и чувствительна.

Отец говорил:

«Ты начнешь ходить сразу после рождения. Но поначалу этопотребует усилий».

В брюках ей было тепло, хотя они, конечно, стеснялидвижения.

«Помни, ты можешь делать все, что тебе нужно», — внушалей отец.

Эмалет сунула руки в рукава рубашки, которую подала ейхозяйка дома. На ощупь рубашка оказалась куда приятнее, чем брюки. Мягкая,почти как то полотенце, которым коричневая женщина вытерла ее волосы и лицо.Теперь, когда волосы Эмалет просохли, они приобрели красивый золотистыйоттенок. Когда женщина прикасалась к ним, они казались необычайно яркими нафоне ее коричневых рук. Эмалет обратила внимание, что с внутренней стороныладони у женщины вовсе не коричневые, а нежно-розовые. Заметив растерянныйвзгляд, который Эмалет бросила на пуговицы рубашки, женщина застегнула одну изних. У нее это получилось очень ловко. Эмалет поняла, что тоже умеетзастегивать пуговицы. С остальными она отлично справилась сама. Застегнуврубашку, Эмалет довольно засмеялась.

«Когда ты родишься, ты будешь знать все, что тебенеобходимо. Птицы от рождения знают, как строить гнезда, жирафы знают, какиерастения пригодны в пищу, черепахи знают, что им следует покинуть землю иустремиться в открытое море… Знают, хотя никто не учил их этому. Лишьчеловеческие детеныши при рождении лишены знаний, необходимых для выживания.Они абсолютно беспомощны и беззащитны. Но ты не похожа на них. С первых минутсвоей жизни ты сможешь ходить и говорить. И, взглянув на мир, поймешь, что всевокруг тебе знакомо». Так говорил ей отец. Пожалуй, он немного преувеличивал.Далеко не все, что видела Эмалет, было ей знакомо. Однако она знала, что белыйкруг со стрелками, висевший на стене, это часы, а коробочка на подоконнике —радио. Сейчас оно молчало, но Эмалет знала: достаточно повернуть ручку — иоттуда польются голоса. Или музыка.