года назад, после того как фирма обанкротилась, стал рабочим. Последнее время работал в городском управлении дорог ремонтником. В тот вечер он возвращался домой из ресторана «Пилен» на Брюггаргатан. Выпил немного. Наверное, потому, что было мало денег. Жил очень скромно. Вероятно, выйдя из ресторана, он направился к остановке на Вазагатан. Холост. Родственников в Швеции не имел. Коллеги по работе его любили. Говорили, что он был веселым и милым, а после выпивки – смешным. И что у него не было ни одного врага.

– Он видел того, кто стрелял, и, прежде чем умереть, сказал Рённу что-то невнятное. Есть ли какое-нибудь заключение экспертов относительно той магнитофонной ленты?

– Нет. Мохаммед Бусси, алжирец, работал в ресторане, тридцати шести лет, родился в каком-то городе, название которого невозможно выговорить и которого я не помню.

– Это упущение.

– Последние шесть лет жил в Швеции, до этого – в Париже. Политикой не интересовался. Экономил. Имел счет в банке. Те, кто его знал, говорят, что он был робким и замкнутым. Он закончил работу в половине одиннадцатого и возвращался домой. Порядочный, но скупой и скучный.

– Ты словно о себе сказал.

– Медсестра Бритт Даниельссон, родилась в тысяча девятьсот сороковом году в Эслёве. Сидела рядом со Стенстрёмом, но ничто не свидетельствует о том, что они были знакомы. Врач, с которым она встречалась, в ту ночь дежурил в больнице в Сёдермальме. Вероятно, она села на Оденгатан, как и вдова Йоханссон, и ехала домой. Выйдя с работы, она прямиком направилась на автобусную остановку. Никаких неясностей здесь нет. Хотя, конечно, нет полной уверенности в том, что она не была вместе со Стенстрёмом.

Кольберг покачал головой.

– Никаких шансов, – сказал он. – Он не стал бы возиться с такой бледной замухрышкой. Дома у него было нечто намного лучшее.

Меландер недоуменно посмотрел на него, но от расспросов воздержался.

– Теперь Ассарссон. Внешне он чист, однако изнутри не так привлекателен. – Меландер замолчал и стал набивать трубку. Потом продолжил: – Этот Ассарссон – весьма подозрительная личность. Дважды в начале пятидесятых его судили за неуплату налогов и один раз за растление. Он вступил в половую связь с четырнадцатилетней девушкой, которая служила курьером. Все три раза сидел в тюрьме. Денег у него было достаточно. В бизнесе, как и во всех других делах, был жестким. У многих были причины не любить его. Даже жена и брат считали, что его есть за что ненавидеть. Однако его нахождение в автобусе легкообъяснимо. Он ехал с какого-то собрания на Нарвавеген к любовнице по фамилии Ульссон, которая живет на Карлбергсвеген и работает в его конторе. Он звонил ей и сказал, что приедет. Мы допросили ее несколько раз.

– Кто ее допрашивал?

– Гунвальд и Монссон. Каждый в отдельности. Она утверждает, что…

– Минуточку. А почему он ехал автобусом?

– Наверное, потому, что был немного пьян и побоялся вести машину. А такси не смог поймать из-за плохой погоды. Центральная диспетчерская служба такси не принимала заказы, и в центре города в тот день не было ни одной свободной машины.

– Хорошо. А что говорит эта дамочка?

– Что Ассарссон вызывал у нее отвращение. Слабак, почти полный импотент. Что она делала это ради денег и чтобы не потерять работу. У Гунвальда сложилось впечатление, что она шлюха, причем тупоумная. Он сказал, что она похожа на Зазу Габор[170], уж не знаю, кто это такая.

– «Герр Ларссон и женщины». Я мог бы написать целый роман с таким заглавием.

– Монссону она призналась, что оказывала определенные услуги – так она это назвала – клиентам Ассарссона. По его распоряжению. Ассарссон родился в Гётеборге, а в автобус сел возле Юргордского моста.

– Весьма благодарен. Так начиналась бы моя книга: «Он родился в Гётеборге, а в автобус сел возле Юргордского моста». Замечательно.

– Любое начало хорошо, – невозмутимо сказал Меландер.

Мартин Бек впервые вмешался в разговор:

– Стало быть, остается Стенстрём и тот, неопознанный.

– Да, – сказал Меландер. – О Стенстрёме нам известно лишь то, что он ехал с Юргордена – и это весьма странно. И что он имел при себе оружие. О неопознанном мы знаем только то, что он был наркоманом в возрасте между тридцатью пятью и сорока годами. И больше ничего.

– Присутствие всех остальных в автобусе мотивировано, – сказал Мартин Бек.

– Да.

– Мы выяснили, почему они там находились.

– Да.

– Самое время задать классический вопрос, – заявил Кольберг. – Что делал в автобусе Стенстрём?

– Надо поговорить с его девушкой, – сказал Мартин Бек.

– С Осой Турелль? Да ты ведь сам с ней разговаривал. А потом ее допросили еще раз.

– Кто ее допрашивал? – спросил Мартин Бек.

– Рённ. Больше недели назад.

– Только не Рённ, – словно размышляя вслух, сказал Мартин Бек.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Меландер.

– Рённа нельзя ни в чем упрекнуть, – ответил Мартин Бек, – однако он не совсем понимает суть дела. Кроме того, у него не было тесного контакта со Стенстрёмом.

Кольберг и Мартин Бек молча смотрели друг на друга, пока наконец Меландер не нарушил тишину:

– Ну? И что же Стенстрём делал в том автобусе?

– У него могло быть свидание с девушкой, – осторожно сказал Кольберг, – или с осведомителем.

В подобных дискуссиях Кольбергу отводилась роль оппонента, но в этот раз он играл ее неубедительно.

– Ты забываешь об одном, – возразил Меландер. – Вот уже в течение десяти дней мы обнюхиваем каждый угол в том районе. И до сих пор не нашли никого, кто слышал бы о Стенстрёме до этого происшествия.

– Это ни о чем не говорит. В этой части города полно притонов и подозрительных заведений, где недолюбливают полицейских.

– В случае со Стенстрёмом гипотезу о любовнице можно отбросить, – сказал Мартин Бек.

– Это почему же? – мгновенно возразил Кольберг.

– Я в это не верю.

– Но ты согласен с тем, что такое могло иметь место?

– Да.

– Хорошо. В таком случае отбросим ее. Пока.

– Итак, главный вопрос: что Стенстрём делал в том автобусе? – Сказав это, Мартин Бек тут же оказался забросанным встречными вопросами.

– А что там делал неопознанный?

– Его мы пока можем оставить в покое.

– Вовсе нет. Его присутствие там достойно такого же внимания, как и присутствие Стенстрёма. Тем более что нам неизвестно, кто это был, куда он ехал и по какому делу.

– Он просто ехал в автобусе.

– Просто ехал?

– Да. Многие, кому негде жить, поступают так. За крону можно проехать дважды из конца в конец. А это целых два часа.

– В метро теплее, – заметил Кольберг. – Кроме того, в метро можно ездить сколько угодно, главное –