не выходить на станциях наверх, а только пересаживаться с одного поезда на другой.

– Да, конечно, но…

– Ты забываешь об одной важной вещи. У неопознанного в кармане были не только крошки гашиша и других наркотиков. У него оказалось денег больше, чем у всех остальных пассажиров, вместе взятых.

– Это исключает версию о грабеже, – вставил Меландер.

– Не будем забывать, – сказал Мартин Бек, – что та часть города, как ты заметил, буквально нашпигована притонами и пансионатами особого рода. Возможно, он жил в одной из этих дыр? Нет, давайте вернемся к главному вопросу: «Что Стенстрём делал в автобусе?»

Почти минуту они сидели молча. В соседнем кабинете за стеной звонил телефон. Время от времени до них доносились голоса Гунвальда Ларссона и Рённа. Наконец Меландер спросил:

– А что Стенстрём умел делать?

Ответ знали все трое. Меландер кивнул и сам ответил на свой вопрос:

– Стенстрём умел следить.

– Да, – подтвердил Мартин Бек. – В этом деле он был ловким и настойчивым. Он мог неделями ходить за кем-нибудь.

– Помню, как он довел до бешенства того сексуального маньяка, который убил девушку на Гёта-канале четыре года назад.

– Он буквально затравил его, – сказал Мартин Бек.

Ему никто не возражал.

– Он уже тогда умел это делать. А потом стал делать еще лучше, – заметил Мартин Бек.

– Кстати, – оживился Кольберг, – ты спросил наконец у Хаммара, чем Стенстрём занимался летом, когда мы изучали нераскрытые дела?

– Да, – ответил Мартин Бек. – Но без толку. Стенстрём был у Хаммара, они разговаривали об этом, и Хаммар предложил ему несколько дел. Каких – уже не помнит, однако тот отказался, так как дела оказались слишком старыми. Вернее, Стенстрём был слишком молод. Ему не хотелось заниматься тем, что произошло, когда ему было десять лет и он еще играл на улицах Халльстахаммара в полицейских и преступников. В конце концов он остановился на том без вести пропавшем, которым занимался и ты.

– Он никогда не говорил об этом, – сказал Кольберг.

– Наверное, ограничился тем, что прочитал его.

– Наверное.

Наступившую тишину вновь прервал Меландер. Он встал и спросил:

– Ну и к какому же выводу мы пришли?

– Я и сам толком не знаю, – ответил Мартин Бек.

– Извините, – сказал Меландер и вышел в туалет.

Когда дверь за ним закрылась, Кольберг посмотрел на Мартина Бека и спросил:

– Кто сходит к Осе?

– Ты. Туда надо идти одному, и ты лучше всего для этого подходишь.

Кольберг ничего не ответил.

– Ты не хочешь?

– Не хочу. Но схожу.

– Сегодня вечером?

– Да, но предварительно мне нужно уладить два дела. Одно на Вестберга-алле и одно дома. Позвони Осе и скажи, что я приду около половины восьмого.

Через час Кольберг пришел к себе домой на Паландергатан. Было около пяти, но уже давно стемнело.

Жена, одетая в потертые джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, красила кухонные табуретки. Рубашка принадлежала Кольбергу, но он уже давно не носил ее. Гун подвернула ее рукава и небрежно подвязала полы. Руки, ноги и даже лоб у нее были измазаны краской.

– Раздевайся, – сказал Кольберг.

Она замерла с поднятой кистью в руке и испытующе посмотрела на него.

– Тебе совсем невтерпеж? – с улыбкой спросила она.

– Да.

Она сразу стала серьезной.

– Тебе надо идти?

– Да, у меня допрос.

Она понимающе кивнула, опустила кисть в банку с краской и вытерла руки.

– Оса, – сказал он. – И это будет трудно.

– Тебе нужна прививка от возбудимости?

– Да.

– Не испачкайся краской, – сказала она, снимая с себя рубашку.

20

Перед одним из домов на Клуббакен в Хегерстене стоял облепленный снегом мужчина и пытался что-то прочесть на листке бумаги. Листок уже намок, чернила расплылись, и при слабом свете уличного фонаря нелегко было разобрать текст. Но в конце концов ему это, по-видимому, удалось, потому что, отряхнувшись от снега, он решительно направился к дому, поднялся по лестнице, подошел к двери и позвонил. Потом снял свою шляпу и смахнул с нее снег.

Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула пожилая женщина в халате и фартуке. Руки ее были в муке.

– Полиция, – сказал он хриплым голосом. И, откашлявшись, добавил: – Старший криминальный ассистент Нурдин.

Женщина испуганно смотрела на него.

– У вас есть удостоверение? – недоверчиво спросила она. – Я имею в виду…

Нурдин вздохнул. Он переложил шляпу в левую руку, расстегнул плащ и пиджак, вытащил бумажник, а из бумажника – удостоверение.

Женщина наблюдала за этой процедурой с таким испугом, словно ожидала, что он сейчас вытащит бомбу, автомат или презерватив.

Он держал свое удостоверение в руке, и она рассмотрела его через щель.

– А разве у детективов нет таких… жетонов? – поколебавшись, спросила она.

– Конечно. У меня есть жетон, – спокойно ответил Нурдин.

Служебный жетон он носил в боковом кармане и теперь размышлял, как его достать, не надевая шляпу.

– Ну ладно, не надо, – решилась женщина. – Так вы из Сундсвалля? Значит, вы приехали из Норрланда, чтобы поговорить со мной?

– У меня в этом городе есть еще несколько дел.

– Да, я понимаю, но, видите ли, я считаю… – Она замолчала.

– Что вы считаете?

– Я считаю, что в наше время нужно быть очень осторожной. Никогда не знаешь…

Нурдин не знал, что делать со шляпой. Снег падал ему на голову и таял на лысине. Ему было неудобно стоять с удостоверением в одной руке и шляпой в другой. А что, если понадобится что-нибудь записать? Самым простым было бы надеть шляпу, но, с другой стороны, это было бы невежливо. А положить шляпу на ступеньки и вовсе было глупо. Может, попросить, чтобы она его впустила? Однако это означало бы, что ей придется подумать, прежде чем принять решение, а если он правильно оценил эту женщину, ей для этого понадобилась бы уйма времени.

Нурдин был родом из тех мест, где любого гостя непременно пригласили бы в дом, провели на кухню, усадили бы рядом с печкой, чтобы тот согрелся, и предложили бы чашку кофе. Это просто входило в обязанности хозяев. «Замечательная и мудрая традиция, – подумал он. – Хотя, наверное, не для больших городов». Он отвлекся от своих мыслей и сказал:

– Вы звонили в полицию и сообщили о каком-то мужчине в гараже, так?

– Мне очень жаль, что я побеспокоила вас…

– Ну что вы, мы очень благодарны вам.

Женщина обернулась и посмотрела вглубь квартиры, при этом почти закрыв дверь. Судя по доносившемуся запаху, она пекла пироги и, очевидно, опасалась, чтобы те не подгорели.

– Чрезвычайно милые люди, – тихо пробормотал Нурдин. «Настолько гостеприимные, что даже выдержать трудно», – подумал он.

Женщина приоткрыла дверь пошире.

– Вы что-то сказали?