«Интересно, что же оно такое?» — подумала Фрося. Когда Маркел скрылся за поворотом, она оставила свое укрытие и тоже подошла посмотреть. Но, едва пробежав глазами написанное, Фрося, по-воровски оглядываясь, сорвала бумажку, сунула под платок, кинулась к больничному двору.

Перед Дмитрием Саввичем она появилась встревоженная и радостная.

— Читайте, — протянула ему сорванную бумажку. — Разгром гитлеровцев под Москвой! Отброшены больше чем на сто километров. Взяты пленные, военная техника...

И пока Дмитрий Саввич знакомился с содержанием этого послания к жителям Крутого Яра, написанного на листке школьной тетради и, судя по всему, ученической рукой, Фрося пыталась разобраться.

— Писал или сам Ленька, или кто-нибудь из его товарищей, — рассуждала она. — Но как им удалось узнать об этом? Может быть, приемник есть? Но в начале войны все приемники забрали. И почему Сбежнев не снял эту бумажку? И узнал ли он мальчишку?...

— Прежде всего, — прервал ее Дмитрий Саввич, — меня интересует, почему ты пришла с этой листовкой ко мне?

Фрося посмотрела в глаза Дмитрию Саввичу. Они были серьезны и строги.

— Я подумала...

— Что я тебя не выдам? — подхватил Дмитрий Саввич. — А если ошибаешься?

— Нет-нет, — даже как-то сердито ответила Фрося. — Не для того же вы возвратили мне жизнь, чтобы тут же забрать ее.

Губы Дмитрия Саввича тронула улыбка.

— Логично, — сказал он. — Значит, ты считаешь меня другом. — Прохаживаясь по кабинету, Дмитрий Саввич как бы невзначай глянул в окно. Взгляд его был быстрый и озабоченный. — Ну, а друзей разве подводят? — продолжал он. — Разве ставят под удар?

— Не понимаю, — растерянно призналась Фрося.

— Ведь мог же Сбежнев проследить за тобой, как это сделала ты по отношению к нему. И что бы он увидел?.. С этой листовкой ты бежишь ко мне. Какой отсюда вывод? — Дмитрий Саввич вопросительно глянул на Фросю. — Между прочим, я склонен считать, что так оно и было.

— Вы боитесь? — тихо и удивленно спросила Фрося.

Дмитрий Саввич невольно рассмеялся:

— Как тебе сказать?.. — И сразу согнал с лица усмешку. — Умирать, Фросенька, ведь тоже надо с умом. Чтоб людей не насмешить.

Они умолкли. Фрося виновато склонила голову. Дмитрий Саввич сделал несколько глубоких затяжек, сказал:

— Именно то, что Сбежнев не сорвал листовку, меня и настораживает. Почему? С какой целью?

— Полицаев хотел прислать, — высказала предположение Фрося. — Я так и подумала. Потому и сняла ее.

Дмитрий Саввич покачал головой.

— Непонятно. Совсем непонятно. — И, спустя некоторое время, добавит: — Что ж, будем надеяться на лучшее.

И опять Фрося почувствовала себя неловко. Ведь в самом деле Сбежнев мог засечь ее на этом. А Дмитрий Саввич разгладил листовку, еще раз прочел.

— Все точно, — сказал.

— Так вы уже знали?

— Да, успел, — как-то уклончиво отозвался Дмитрий Саввич. — Но откуда стало известно мальчику?.. Кстати, Фрося, ты ведь была от него дальше, чем Сбежнев. И узнала. Значит, Сбежнев тем более должен был опознать.

— Конечно.

— Глупый мальчишка, — в сердцах проговорил Дмитрий Саввич. — Ну как же так неосторожно. Пропадет. Или сразу возьмут, или слежку установят, а беды не миновать. — И вдруг повернулся к Фросе: — Вот так, Фросенька. Малейшая неосторожность ведет к гибели. Запомни это, если хочешь помочь Родине.

— Дмитрий Саввич! — взволнованно воскликнула Фрося, вовсе не ожидавшая такого оборота. — Да я... я... Ой, как хорошо, что пришла к вам! — Она чуть ли не плакала от счастья. — Я же совсем не за тем шла, — говорила сбивчиво. — Ну, я хотела найти вас. Правда. Я искала. А шла лицо испортить. Спросить, что можно сделать с ним. Пристают...

— Да-а, — заговорил Дмитрий Саввич. — Война... И духовный взлет народа — война. И моральное падение целых наций — тоже война. В одном слове — два начала. В едином слове слились величайшая справедливость, пробуждающая в людях самые возвышенные чувства: любовь к Отечеству, готовность защищать его до последнего вздоха — и... величайшая гнусность разбойников, врывающихся в чужой дом, порождающая самые низменные инстинкты... А еще находятся «теоретики», утверждающие, что война — естественное состояние человечества. Какое кощунство! Разве люди для того рождаются, чтобы быть убитыми? Разве красота человеческого тела создана для надругательства?.. — Дмитрий Саввич возбужденно прошелся по кабинету, остановился перед Фросей, положил ей на плечо руку. — Мне не хотелось бы подвергать тебя опасности.

Фрося подняла на него испуганные глаза.

— Дмитрий Саввич! — воскликнула в отчаянии. — Поручите мне что-нибудь! Я все сделаю. Вот увидите. Себя не пожалею...

— Ну-ну, успокойся, — проговорил он. — Себя надо жалеть. Я хочу, чтобы ты была благоразумна и еще встретилась бы со своим Андреем. Тебе также надо уяснить, что у нас все поручения важны — большие ли, малые. Все это — удары по врагу.

Фрося кивала, согласная на любые условия, лишь бы ее не оттолкнули, не отвергли.

Ленька оставался на свободе. Фрося, наблюдавшая за домом Глазуновых, все больше убеждалась, что и слежки никакой нет. Более того, Ленька приютил ушедшего из дома сына Маркела Сбежнева — Зосима.

Установив все это, Фрося улучила подходящий момент и перехватила Леньку на пути домой. Как ей удалось выудить нужные сведения, она не рассказывала Дмитрию Саввичу, а передала лишь суть разговора. Оказывается, то, что касалось поражения гитлеровцев под Москвой, выболтал немец Ленькиной сестре. Просто Леньке удалось подслушать. Все же остальное никак не проясняло поведения Маркела Сбежнева. Ленька писал листовки с его сыном. Маркел не трогает Леньку, ибо в противном случае накличет беду и на своего сына. Тут все объяснимо. Но почему он не сорвал листовку, не уничтожил доказательство вины Зосима?

И другой вариант не вносил ясности. Если предположить, что Сбежнев не знал об участии в этом деле сына, значит, Ленька должен быть арестован. Возможно и то, что Сбежнев не узнал мальчишку. Тогда снова возникает тот самый вопрос: почему оставил листовку на столбе?

— Ладно, Фрося, — сказал Дмитрий Саввич. — Сбежневым я сам займусь. Попытаюсь разобраться в свободное время... Надеюсь, предупредила мальца, чтобы не делал глупостей?

— У нас свой уговор, — ответила Фрося. И оживленно добавила: — А слух-то пошел: «Жива Красная Армия. Бьет немчуру». Приободрились люди.

—