Теперь мы сможем пошире развернуться, — заговорщицки подмигнул ей Дмитрий Саввич.

Фрося не поняла, что имеет в виду доктор. Но спрашивать не посмела. А Дмитрий Саввич заговорил сдержанно, официально:

— Слушай внимательно. Поселок хорошо знаешь?

Фрося кивнула. Дмитрий Саввич посмотрел на часы.

— Уже через сорок пять минут ты должна быть там, — продолжал он. — Вот по этому адресу... Запомнила? Когда откроют, спроси: «Я слышала, здесь продается трильяж». И если тебя пригласят: «Пожалуйста, за осмотр ничего не берем», можешь смело входить. Там тебя будет ждать наш товарищ. Он поселковый. Его ты, может быть, и не знаешь, но это не столь важно. Познакомитесь... Для полной уверенности в том, что это нужный тебе человек, спросишь: «Вы тоже покупатель?» А он должен ответить: «С удовольствием уступлю вам». Будешь выполнять его указания.

Фрося снова кивнула.

— И последнее, — сказал Дмитрий Саввич. — У меня тебе появляться незачем. Можешь прийти лишь при крайней необходимости. Причем в рабочее время, записавшись на прием.

Он подбадривающе кивнул Фросе, пожал руку. Ей надо было уходить, но Фрося медлила, подняла на него просительный взгляд и, вдруг решившись, заговорила торопливо, взволнованно:

— Спасите ее, Дмитрий Саввич. Иначе расстреляют. Коммунистов убивают. Сделайте что-нибудь. Помогите. Еще не поздно вырвать ее у Дыкина. Пока...

— Ну-ну-ну, — строго прервал ее Дмитрий Саввич, уже поняв, о ком говорит Фрося. — Высуши глаза.

Фрося испугалась, что из-за этой минутной слабости доктор изменит свое решение, откажется от нее. Но Дмитрий Саввич мог понять ее состояние. Пока что Елена Алексеевна стоически выносит унижения. Но как только Дыкин пресытится своими гнусными издевательствами, тогда уже ничто не спасет ее. Теперь Дмитрий Саввич располагает сведениями, которые заставили поторопиться с освобождением Елены Алексеевны.

Разумеется, он не собирался утаивать это от Фроси. Просто уже не было времени для объяснений. Тем более такой разговор ее ждал впереди.

Дмитрий Саввич уже мягче взглянул на Фросю, предупредил:

— Негоже так распускать нервы. Учись управлять чувствами. — И напомнил: — Не опоздай на явку.

Своим уходом Зосим как бы отверг отца. И все же следил за каждым его шагом, прислушивался к каждому сказанному слову о нем. Засиму казалось, что иначе, как фашистскими прихвостнями, их и называть не будут, что от них все отвернутся и дом их постараются обходить десятой дорогой. А слышит об отце только хорошее. Тому помог, за того вступился, тех выручил из беды. И когда его слуха касались недовольные голоса, — хмурился. Он еще многого не знал из мира взрослых. Не подозревал, как в угоду личным интересам порою белое могут назвать черным; что абсолютно для всех невозможно быть хорошим; просто нельзя быть хорошим для всех, так как существуют симпатии, антипатии и есть люди с гадкой, подлой душонкой, достойные лишь презрения.

Да, кое-чего еще не понимал Зосим. Он был совсем малым, когда арестовали отца. Вырос без него. Из детства вынес запавшие в головенку слова матери: «Безвинный страдалец ваш папка», — и веру в его невиновность. А потом Зосим встречал угрюмого, молчаливого человека, оказавшегося его отцом. Потом увидел шрамы на его теле, узнал, что отец носит их еще с гражданской войны... И Зосим полюбил отца. Юношеское воображение награждало его самыми лучшими качествами. Так неужели он, Зосим, обманулся? Не может этого быть. Конечно, он погорячился. Очевидно, происходит что-то такое, в чем еще не в состоянии разобраться...

Возвратился домой Ленька, заговорщицки поманул Зосима. Они вышли в сарай. И тогда Ленька торжествующе выпалил:

— Есть задание. Будем считать поезда.

— От кого задание? — спросил Зосим.

— Больше дела — меньше слов, загадочно ответил Ленька. — И вдруг добавил: — А ты знаешь, Зось, не мог не заметить меня твой батя.

Зосим непонимающе уставился на друга.

— Ну, тогда... как чуть не застукал с листовкой, — напомнил Ленька.

— Ври больше, — усомнился Зосим. — Небось уже пришли бы за тобой.

— Точно видел, — стоял на своем Ленька. — Мне сказали... Еще прочел ее и оставил.

— Не сорвал?! — и радуясь, и недоумевая, и еще не веря, и страстно желая, чтобы случилось именно так, воскликнул Зосим. — Не сорвал?!.

Ленька медленно покачал головой, удивленно уставившись на Зосима, как бы спрашивая, что же это значит.

К обусловленному сроку Фрося была на месте. Ее впустили в дом, показали, куда пройти. Но, едва переступив порог указанной комнаты, она остановилась, испуганно вскликнула:

— Ты?!

Вскочил и Семен, не ожидавший видеть ее здесь.

— Фрося?.. — Однако он быстрее овладел собой. — Ты что-то хотела спросить?

— Вы... вы тоже покупатель? — с трудом вспомнила Фрося нужный вопрос.

Он ответил.

— Ты и есть тот товарищ? — все еще не могла прийти в себя Фрося.

Семен словно понял ее состояние, усмехнулся:

— Тебя это удивляет?

— Все могла ожидать, но встретить...

— На явочной квартире исключенного из партии?..

— Угадал.

— Значит правильно задумали, если и ты поверила.

— Но ведь в газете писали, будто трактор разбил. Вредителем называли.

— Так надо было. Пришлось запороть «старичка». Отработал он свое. И последнюю службу честно сослужил. Формулировочку дали железную.

— Ты извини... — Фрося затеребила бахрому скатерти. — Я тогда так...

Семен догадался, о чем это она. Конечно, об их последней встрече.

— С одним условием, — быстро проговорил он. — Если и ты простишь мой грех.

— Это какой же? Сватовство? — Фрося улыбнулась, вспомнив, как поднесла гарбуз Семеновым сватам.

Семен отвел взгляд.

— Помнишь, на Андрея напали Фасон и Фомка? Это я их тогда по дурости подговорил. За пол-литра. Хотел отвадить Андрея от тебя...

«Так вот кто был тот третий, оставшийся тогда в тени», — подумала Фрося. События того вечера никогда не изгладятся в памяти. Ведь тогда Андрей так отчаянно дрался и потом... впервые ее поцеловал.

— А сватовство что ж? — тихо проронил Семен. — Разве то грех?.. Беда моя...

— Не надо...

— Я должен был сказать о той глупой затее. Иначе не смог бы с тобой работать. — Он прихлопнул рукой по столу, словно поставил точку. — А теперь о деле, которое не терпит отлагательства. Надо выручать Елену Алексеевну. Таково задание.

Фрося не верила своим ушам. Значит, не только она беспокоилась о Елене. О ней думали, ее не выпускали из вида.

— Предварительная подготовка закончена, — продолжал