Виселица облюбована воронами. Они толкаются, поворачиваютголовы, следя за движением «e-z-go». Особенной вороны среди них нет. Той, чьюкличку Тай не может вспомнить. Но он знает, почему вороны здесь. Хотят ухватитьсвежей плоти, вот что они тут делают. А заодно выклевать глаза новогопокойника. Не говоря уж о босых ножках.

За горой брошенной, расползающейся обуви проселок уходит насевер, к дымящемуся холму.

— Стейшн-хауз-роуд, — сказал Берни, вроде бы уже не Таю, асамому себе, впадая в забытье. (Однако «Тазер» по-прежнему нацелен на шею Тая,и рука, которая его держит, не трясется.) По ней я должен везти особенногомальчика (фешти ошобенного мальшика). Туда отправляются особенные мальчики.Мистер Маншан поехал за моно. Монопоездом Конечного мира. Когда-то были ещедва. Патриция и… Блейн?..[120] Их нет. Сошли с ума. Покончили с собой.

Тай вел тележку для гольфа и молчал, но думал, что сошел сума как раз старый Берн-Берн. О монорельсовых поездах он знает, даже ездил наодном в «Уолт Дисней уорлде»[121] в Орландо, штат Флорида, но монопоезда сименами Патриция и Блейн?

Глупость какая-то.

Стейшн-хауз-роуд осталась позади. Ржаво-красная ижелезо-серая Большая Комбинация все приближалась. Тай мог различить нанаклонных конвейерах движущиеся фигурки. Дети. Некоторые из других миров,возможно, расположенных по соседству с этим… но многие из его мира. Дети, чьилица появлялись на газетных страницах, а потом исчезали навеки. Разумеется,оставались какое-то время в сердцах родителей, но в итоге сохранялись только нафотографиях. Дети, признанные мертвыми, похороненными в безымянных могилахизвращенцами, которые использовали их, а потом от них отделались. Но вместомогилы они попали сюда. Во всяком случае, некоторые из них. Даже многие.Дергали за рычаги, вращали, колеса, приводили в движение транспортеры, тогдакак желтоглазые, зеленокожие надсмотрщики щелкали своими кнутами.

На глазах Тая один из муравьев полетел вниз с высокого,окутанного паром здания. Таю показалось, что он слышал едва слышный крик ужаса.Или облегчения?

— Прекрасный день, — пробормотал Берни. — И он станет ещелучше, когда удастся поесть. Еда всегда меня бодрит. — Его старые глазапристально изучали Тая, губы изогнулись в улыбке. — Лучшая еда — ягодицымладенца, но твои тоже ничего. Очень даже ничего. Он велел отвезти тебя настанцию, но я не уверен, что получу свою долю. Мои… комиссионные. Может, ончестный… может, он по-прежнему мой друг, но я думаю, что сначала просто возьмусвою долю, чтобы не возникало никаких вопросов. Большинство агентов снимаютсвои десять процентов сверху. — Он протягивает руку, тычет пальцем в ягодицуТая. Даже сквозь джинсы Тай чувствует, какой твердый у старика ноготь. — А явозьму свою часть снизу. — Болезненный смешок, и Тай с радостью увидел, чтослюна, появившаяся между потрескавшимися губами, окрашена кровью. — Снизу,понял? — Палец вновь тычется в ягодицу.

— Понял, — отвечает Тай.

— Ты все равно сможешь разрушать, — продолжает Берни. — Однау тебя будет ягодица или две — разницы никакой. — Вновь смешок. Вроде бы онвпадал в забытье, однако «Тазер» держит крепко. — Едем дальше, парень. Ещеполмили по Конджер-роуд. Увидишь лачугу под жестяной крышей. По правую руку.Это особенное место. Особенное для меня. Свернешь к ней.

Таю не остается ничего другого, как повиноваться. И теперь…

— Делай, что я тебе говорю! Лицом к гребаной стене! Поднимируки и просунь в эти петли!

Тай, конечно, понятия не имеет, чти такое эвфемизм,[122] нознает: эти металлические кольца никакие не петли. Со стены свисают кандалы.

Паника захлестывает рассудок, грозя парализовать все мысли.Тай пытается бороться с ней… борется, стиснув зубы.

Если он поддастся панике, если начнет вопить и кричать, длянего все будет кончено. Или старик убьет его, вырезая кусок мяса из ягодицы,или друг старика увезет его в какое-то ужасное место, которое Берни называетДин-та. В любом случае Тай никогда больше не увидит ни мать, ни отца. ИФренч-Лэндинг тоже. Но если он будет сохранять хладнокровие… дожидаться своегошанса…

Да, но как это трудно. Шапка, которая у него на голове, вэтом ему немного помогает: ее притупляющий эффект способствует удержанию паникипод контролем… но как это трудно.

Потому что он не первый ребенок, которого приводит сюдастарик, как не был и первым, кому пришлось провести долгие часы в бетоннойкамере в доме старика. В левом углу лачуги — закопченный, поблескивающий жиромгриль, под жестяным коробом дымохода. К горелке гриля тянутся шланги от двухгазовых баллонов с надписью «ЛА РИВЬЕР ПРОПАН» на боку каждого. На стене висятрукавицы, лопатки, щипцы, молотки для отбивки мяса, широкие вилки. Тут женожницы, а также как минимум четыре остро заточенных мясницких ножа. Один изножей длинный, как церемониальный меч.

Рядом с ним грязный фартук с надписью «ПОВАРА МОЖНОПОЦЕЛОВАТЬ».

Запахом лачуга напоминает Таю пикник, организованный «Домомветеранов зарубежных войн», куда он ездил с матерью и отцом на прошлогоднийДень труда. Пикник назвали «Праздник на Мауи», дабы гости представляли себе,будто попали на Гавайи. Проводился он на берегу реки в парке Ла Фолетт. Вбольшой яме в земле горел огромный костер, на котором свиней жарили целиком.Заправляли всем женщины в травяных юбках и мужчины в ярких рубашках с птицами итропической зеленью. Запах от ямы шел такой же. Только в лачуге он болеезатхлый… и жарили здесь не…

«Жарили здесь не свинину, — думает Тай, — а…»

— Я что, должен целый день стоять и пялиться на тебя?

«Тазер» оживает. Дозированный укол боли пронзает левуюполовину шеи Тая. Мочевой пузырь не выдерживает, и Тай надувает в штаны. Ничегоне может с собой поделать. Практически не отдает себе в этом отчета.Протянувшаяся откуда-то рука (не иначе из далекой галактики), трясущаяся, ноневероятно сильная, толкает Тая к стене и кандалам, которые приварены кстальным пластинам на высоте порядка пяти с половиной футов от земли.

— Сюда! — кричит Берни и истерически смеется. — Я знал, чтоты получишь еще один разряд. Умный мальчик, значит? Вундеркинд! А теперьпросовывай руки в петли, и чтоб без глупостей!

Тай поднимает руки, чтобы не удариться лицом о стену лачуги.Его глаза отделяет от дерева меньше фута, и он видит кровяные потеки. Онидавние, и их много. От засохшей крови идет металлический запах. Земля подногами пружинит. Словно губчатая резина. Словно желе. Это отвратительно.Возможно, это иллюзия, но Тай понимает, в чем дело. Это место казни. Старик, возможно,не каждый раз пировал здесь, не имел такой возможности, но приходить сюда онлюбит. Как он сам и сказал, место это для него особенное.