царям с бунтом, против которого остается одно средство: уйти царскому семейству в другие города и возвестить о том всему народу. Стрельцы встревожились такой угрозой и клялись положить свои головы за царские величества.

Чтение челобитной продолжалось с небольшими перерывами и возражениями. Когда оно окончилось, патриарх взял Евангелие, писанное рукою святого митрополита Алексея, и соборное деяние патриарха Иеремии, заключавшее в себе Символ веры, и показал, что этот Символ в новоисправленных книгах буквально тот же. А один из священников указал старообрядцам на книгу, напечатанную при патриархе Филарете, в которой разрешалось на мясо в Великие четверг и субботу! На это Никита пробормотал: «Такие же плуты печатали, как и вы». Затем, по причине наступивших сумерек, прение было отложено, и раскольники отпущены с обещанием издать о них особый указ. Вышедши к народной толпе, они подняли два пальца и кричали: «Тако веруйте, тако творите; всех архиереев перепрехом и посрамихом!» На Лобном месте они остановились и поучали народ. Потом отправились на Яузу в Титов полк, где их встретили с колокольным звоном; в Спасской церкви, что в Чигасах, отслужили молебен и, наконец, разбрелись по своим домам.

Не давая времени разрастись старообрядческому движению, Софья приняла решительные меры. По ее требованию во дворец явились выборные от всех стрелецких полков, за исключением Титова. Правительница снова выговаривала им и спрашивала, неужели они готовы царскую семью и все Российское государство променять на шестерых чернецов и отдать на поругание святейшего патриарха и весь Освященный собор? Снова грозила покинуть Москву вместе с государями. Выборные Стремянного полка ответили, что за старую веру не будут стоять, что это дело не их, а святого патриарха и Освященного собора. За ними то же повторили и другие. Всех их угостили и одарили. Но когда они воротились в свои слободы, стрельцы упрекали их за измену и грозили побить; особенно шумели в Титовом полку. Однако многие рядовые стрельцы не устояли перед лаской и угощением из царского погреба и явно приняли сторону властей против раскольников. Тогда Софья велела схватить главных вожаков. Никите Пустосвяту отрубили голову на Красной площади, а других сослали в разные места. Но главный потакатель старообрядческого движения, князь Хованский, пока оставался во главе стрелецкого войска и пользовался его любовью, так как позволял ему всякое своеволие и не унимал стрельцов, которые продолжали приходить ко дворцу с разными наглыми требованиями. Между прочим, однажды они потребовали выдачи многих бояр на основании слуха, будто те хотели истребить все стрелецкое войско. Оказалось, что слух этот пустил один крещеный татарский князь, Матвей Одышевский, недовольный тем, что ему отпускали мало корму и мало его честили. На пытке он повинился в своей клевете. Его казнили. Были и другие случаи подобных слухов, которые поддерживали тревогу и волнения между стрельцами. Все лето 1682 года двор и столица провели в страхе от этих волнений. Открыто действовать против Хованского двор не решался: во-первых, еще недавно партия Милославских с его помощью завладела правлением; Тараруй выходил всегда окруженный толпой стрельцов, а его двор охранялся целым отрядом. Он не ограничился дерзким поведением и явной потачкой стрелецкому своеволию; пошли еще слухи о каких-то его замыслах, а именно: в качестве Гедиминова потомка он будто бы мечтает овладеть престолом с помощью стрельцов и хочет женить своего сына на одной из царевен, чтобы породнить свой род с родом Романовых. Известный заговорщик, Иван Михайлович Милославский до того боялся нового стрелецкого мятежа, что покинул столицу и «как подземный крот» укрывался в своих подмосковных вотчинах. Из опасения этого мятежа 19 августа никто из царского семейства не решился участвовать в крестном ходе, который на тот день совершался из Успенского собора в Донской монастырь. А вслед за тем все это семейство внезапно уехало в село Коломенское. Разъехались из Москвы и большие бояре. Стрельцы встревожились отлучкой царского двора, который ускользал из их рук и мог легко собрать вокруг себя ратную силу из дворян и боярских детей. Явились выборные из стрелецких полков, убеждали не верить слухам об их мятежных намерениях и просили государей воротиться в столицу. Выборных постарались успокоить ответом, что эта отлучка есть не более как царский поход в подмосковные села.

2 сентября двор из Коломенского переехал в село Воробьеве, потом из Воробьева в Павловское, далее в монастырь Саввы Сторожевского и на несколько дней остановился в селе Воздвиженском. По поводу приезда гетманского сына Семена Самойловича и других правительственных дел в Москву от имени государей послан указ всем боярам и думным людям, в том числе Хованским, а также стольникам, жильцам и дворянам московским спешить в Воздвиженское. 17-го числа Софья праздновала здесь свои именины. После обедни и поздравления открылось заседание Боярской думы в присутствии царей и царевны. Тут сделан был доклад о беззакониях, чинимых князем Иваном Хованским и его сыном Андреем в их приказах, Стрелецком и Судном; а затем представлено найденное в Коломенском селе подметное письмо, которое извещало, будто бы Хованские отец с сыном призывали к себе некоторых стрельцов и посадских и уговаривали их возмутить свою братию, чтобы истребить царский дом, на престол посадить князя Ивана, а сына его Андрея женить на одной из царевен, патриарха и противных бояр перебить и так далее. Одним словом, излагались помянутые выше замыслы. Дума не стала разбирать подлинность или справедливость сего известия. Государи указали, а бояре приговорили: казнить Хованских смертью. Последние в это время, по вышепомянутому царскому призыву, разными дорогами ехали в Воздвиженское. Навстречу им выслан князь Лыков с дворянским отрядом. Старика Хованского он захватил подле села Пушкино, а Андрея неподалеку отсюда в деревне на р. Клязьме, и обоих доставил в Воздвиженское. Здесь в присутствии бояр и думных людей дьяк Шакловитый прочел им смертный приговор с изложением их вин и помянутое подметное письмо. Хованские пытались оправдываться, взывали к правосудию, требовали очных ставок – все напрасно; Софья велела поспешить казнью. Заплечного мастера под рукой не оказалось, и стремянной стрелец отрубил голову отцу, а потом и сыну.

Эта казнь произвела быстрый поворот в положении стрелецкого войска.

Оно сильно всполошилось, когда младший сын князя Хованского, Иван, убежавший из Воздвиженского, привез известие о казни отца, учиненной боярами будто бы без царского указу. Стрельцы вооружились, захватили пушечный наряд, расставили везде караулы, грозили убить патриарха и тому подобное. Но угрозы сменились страхом и унынием, когда они узнали, что двор переехал в укрепленную Троицкую лавру, куда по царским призывным грамотам уже со всех сторон шли вооруженные отряды служилых людей. А когда