Мы занялись любовью. Потом мы говорили и не моглинаговориться. Когда взошло солнце, мы лежали, сжимая друг друга в объятиях.Эвелин рассказала мне, что теперь домашние обращаются с ней гораздо лучше. Ейразрешают выходить, и вечерами она частенько гуляет по городу. Она несколькораз каталась на машине, а еще у нее есть теперь настоящие ботинки и многокрасивых вещей. Ричард накупил ей замечательных платьев. А Кортланд подарилпальто с меховым воротником. Даже Мэри-Бет сделала ей чудесный подарок:зеркальце в серебряной оправе и щетку для волос с серебряной ручкой.

На рассвете я завел виктролу. Мы с Эвелин танцевали вальс.То было сумасшедшее утро, подобное тем сумасшедшим утрам, что обычно наступаютв танцевальных залах ресторанов и таверн после бессонных, пьяных и разгульныхночей. Однако мы с Эвелин танцевали в моей спальне. Наряд ее состоял только изнижней юбки, отделанной розовым кружевом, да розовой ленты в волосах. Мыкружились и кружились, заливаясь смехом, и вдруг кто-то — то есть, разумеется,это была Мэри-Бет — распахнул дверь.

Я лишь улыбнулся. Я знал, что Эвелин придется уйти. И знал,что ангелоподобное дитя непременно посетит меня вновь.

В темноте ночи я разговаривал со своей виктролой.

Я просил ее вновь сотворить чудо, хотя, разумеется, не верилв подобные вещи. На протяжении всей своей жизни я упорно отказывался дажемысленно допустить их существование. Однако теперь, срезав ногти, я засунул ихпод крышку виктролы. Туда же поместил и прядь своих седых волос. Потом,разрезав палец, я размазал кровь по стенкам виктролы. Таким образом я превратилмузыкальный ящик в свое собственное подобие, в нечто вроде ведьминой куклы, надкоторыми раньше потешался. После этого я закружился по комнате, напевая вальс.

Я кружился и твердил:

— Я вернусь, я вернусь. Когда я буду нужен в этом мире,я буду рядом. Когда меня позовут, я буду рядом. Я приду, я приду.

Тут мне явилось жуткое видение. Мне казалось, будто я ужеумер и восстаю из могилы. Я видел луч невыносимого яркого света и, отвернувшисьот него, простер вперед руки и начал ввинчиваться в воздух, который становилсявсе более плотным, густым, как темнота. Я понимал, что навеки связан с землей.И догадывался, что в этой непроглядной тьме полным-полно призраков, подобныхмне заблудших душ, не верящих в рай и страшащихся ада. А музыка играла ииграла.

В конце концов я понял тщетность своих жалких попытокколдовства, понял, что успех магии зависит от способности сосредоточиться,сфокусировать силу, что колдующий совершает выбор и вкладывает в это всю своюстрасть и огромную энергию. Я непременно вернусь! Я непременно вернусь! Этислова я напевал на мелодию вальса.

Вернусь!

В опасную пору, когда над живыми нависнет угроза!

Да, в час тяжелых испытаний я вернусь!

Иначе в Эдем будут двери закрыты,

Иначе весь род наш в могиле почит.

Майкл, прошу вас, вспомните пророческую поэму, которую я вампрочел.

Без сомнения, она отпечаталась в вашей памяти так жеглубоко, как и в моей. И смысл этих строк наверняка открыт для вас.

Майкл, я уже говорил вам: если бы схватка завершилась, меняуже не было бы здесь. Вы прибегли к любви, Майкл, вы воспользовались ею ипоняли, что этого недостаточно. Но есть другие доступные вам орудия. Помнитеслова: «На грубый предмет возложите сей труд». И когда вы увидите его,действуйте жестоко и неумолимо. Не позволяйте природной доброте одержать надвами верх.

Будь борьба окончена, разве мне позволили бы вновь вернутьсясюда? Разве позволили бы вновь услышать вальс под этой крышей? Прошу вас,Майкл, время от времени заводите мою виктролу и ставьте пластинку с моим любимымвальсом. Пусть он звучит, когда меня здесь нет.

Но позвольте мне рассказать о последних ночах, сохранившихсяв моей памяти. Я чувствую невероятную усталость. Рассказ мой близится к концу —рассказ, но не история. Продолжить историю теперь предстоит вам. А мне осталосьсказать лишь несколько слов в завершение. И прошу вас, Майкл, не забудьте освоем обещании. Заводите для меня музыку. Пусть она звучит мне на радость, хотянеизвестно, где я буду пребывать — в раю или в аду. Никому не дано знать это, и,возможно, тайна останется нераскрытой.

Неделю спустя я подарил Эвелин свою маленькую виктролу.Воспользовавшись тем, что однажды все мои домочадцы разошлись по своим делам, япослал к девочке Ричарда с просьбой привезти ее как можно скорее. В свою комнатуя распорядился принести большую виктролу, стоявшую прежде в столовой. Вамхорошо знаком этот изрядных размеров музыкальный ящик, обладавший превосходнымзвучанием.

И вот, когда Эвелин приехала и мы с ней остались одни, япопросил ее взять с собой маленькую виктролу, держать ее в своей комнате и ни вкоем случае никому не отдавать. О подарке я не стал рассказывать даже Ричарду,опасаясь, что тот все откроет Мэри-Бет, стоит ей как следует на него надавить.

— Возьми ее, — сказал я Эви. — И когда будешьвозвращаться домой, всю дорогу напевай без умолку.

Я решил, что подобная предосторожность необходима на тотслучай, если Лэшер сейчас обретается поблизости и увидит, как Эвелин увозит этуволшебную игрушку. Пение Эвелин не позволит ему постичь значение этого события.Как вы помните, я не раз убеждался на горьком опыте, что дух способен читатьмысли.

Я чувствовал себя способным на отчаянные поступки.

Как только Эви вышла и ее звонкий голосок растаял где-товнизу, я покрутил ручку большой виктролы и вызвал Лэшера. Таким образом ярассчитывал помешать ему преследовать Эвелин.

Как только он явился, я обратился к нему с мольбой:

— Лэшер, прошу тебя, защити маленькую Эви. Ради меня,защити ее от всех обид и напастей. Не оставь это бедное дитя.

Несмотря на то что музыка отвлекала его, Лэшер выслушал меняс вниманием. Невидимый, он тяжелой поступью прошелся по комнате, так чтокартины, висевшие на стенах, задрожали, а безделушки, стоявшие на каминнойполке, издали нестройный звон. Я был рад всем этим свидетельствам, доказывавшим,что он по-прежнему рядом.

— Хорошо, Джулиен, — внезапно услышал я его голос.И увидел его самого. Лэшер танцевал с самым беззаботным видом, ноги его леталипо половицам, и, судя по скрипу, можно было подумать, что он обладает весом. Налице его играла улыбка. Ослепительная улыбка. В какой-то момент я горькопожалел, что так никогда и не сумел полюбить его.

«Наверное, Эви уже дома», — пронеслось у меня в голове.

Прошло несколько недель.