За это время все мы имели немало возможностейудостовериться, что Эви действительно предоставлена относительная свобода.Ричард частенько катал ее на автомобиле вместе со Стеллой. Каждое воскресеньеТобиас водил ее к мессе.

Эвелин навещала меня всякий раз, когда у нее возникало такоежелание, причем, как правило, входила через парадную дверь. Однако бывали ночи,когда она предпочитала карабкаться по решетке и представала передо мной подобнобесстрашной маленькой богине. Ее отвага и страсть заставляли мою кровьзакипать, пробуждая огонь желания. Часами мы лежали, сплетясь телами, целуя илаская друг друга. Не чудо ли, что на склоне дней мне выпала участь статьискусным любовником для столь юного существа. Я открыл ей некоторые свои тайны,но далеко не все.

Не иначе как милостивый Бог послал мне этот дивный дар напрощание.

— Джулиен, я тебя люблю, — как-то раз сообщилхитроумный Лэшер, незваным появляясь в моей комнате. Без сомнения, онрассчитывал, что я заведу большую виктролу, так как в последнее времяпристрастился к музыке. — С чего ты взял, что кто-то намерен причинитьвред Эвелин? Зачем тебе эта девочка? Я тоже вижу будущее. Вижу далеко вперед.Мы сохраним все то, что приобрели.

Однажды вечером, когда Мэри-Бет вернулась домой, я усадил еерядом и поклялся, что не открыл девочке ни одного важного секрета. А еще я попросилее после моей смерти заботиться об Эвелин.

На глазах Мэри-Бет выступили слезы; за все эти годы мне лишьнесколько раз доводилось видеть ее плачущей.

— Джулиен, я вижу, ты совсем не понимаешь меня, непонимаешь, на что направлены все мои усилия. Всю свою жизнь я из кожи вонлезла, чтобы сплотить нашу семью, сделать ее еще более могущественной,многочисленной и влиятельной. Я хотела, чтобы Мэйфейры были счастливы! Неужелиты думаешь, я способна причинить вред девочке, в жилах которой течет нашакровь? Дочери Кортланда? О Джулиен, подобные подозрения разбивают мне сердце.Прошу тебя, не отказывай мне в доверии. Не сомневайся, я знаю, что делать, ивсе мои дела и помыслы устремлены на благо нашей семьи. Жизнь твоя близится кконцу, Джулиен. Прошу, не уходи от нас в тоске и тревоге. Гони прочь всестрахи. Не позволяй им отравить твои последние часы. Если понадобится, я будупроводить с тобой дни и ночи. Умри спокойно. Мы — семья Мэйфейр, великий иславный клан. И за эти годы нам удалось пройти колоссальный, поистиневпечатляющий путь. Ты можешь быть уверен в том, что мы сохраним свою власть ибогатства.

Ночь проходила за ночью. Я лежал, вперившись взглядом втемноту. Потребности в сне я более не испытывал.

К этому времени я уже знал, что Эвелин носит под сердцем моедитя. Господь беспощаден к старикам. Так же как и молодые, мы сгораем от любвии даже на пороге смерти способны оплодотворить юное лоно. Какое ужасноестечение обстоятельств! Но Эвелин, судя по всему, не догадывалась, что в нейзреет новая жизнь. Я же предпочитал молчать об этом.

Единственным, кому я доверился, был Кортланд. Я вызвал его ксебе и дал соответствующие наставления. В том, что, как только беременностьЭвелин перестанет быть тайной, на Амелия-стрит разразится буря, я несомневался. И надеялся лишь, что некоторые юридические акты, которые я оформилс помощью Кортланда, в любой ситуации смогут обеспечить безопасность как самойЭвелин, так и ее будущего ребенка.

Вновь наступила ночь, безмятежная, теплая. Если мне не изменяетпамять, умер я в самом разгаре лета. Да, конечно, так оно и было. Точно помню,мирты в саду были сплошь покрыты розовыми цветками.

Перед смертью я всех отослал прочь. Я чувствовал, что мнеосталось совсем немного. Лежа на высоких подушках, я глядел в окно, на легкиекружевные облака, проплывавшие над верхушками деревьев.

Мне хотелось вернуться прошлое, в Ривербенд моего детства,хотелось вновь оказаться на коленях у Мари-Клодетт. Мне хотелось узнать, кембыл тот молодой человек, который похищал рабов и доставлял их в покоиМаргариты, которая творила над ними свои жестокие опыты. Откуда он взялся, этотбезрассудный и преданный рыцарь?

Я лежал неподвижно и в какое-то мгновение сделал страшноеоткрытие. Впрочем, в этом открытии не было ничего удивительного. Я всего лишьпонял, что больше не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Не могу сесть, не могуподнять голову. Мои члены отказались повиноваться. Смерть наклонилась надомной, и холод, исходящий от нее, сковал мое стынущее тело.

Однако Бог, как видно, пожелал доказать, что существует дажедля самых закоренелых грешников, ибо в это мгновение в окне появилась Эвелин.Ее белые нежные руки цеплялись за виноградные лозы.

Она стояла на крыше террасы, и сквозь оконное стекло до менядоносился ее звонкий голосок:

— Открой окно, дядя Джулиен! Это я, Эви! Впусти меня.Но, увы, я не мог пошевелиться. Я смотрел на нее, и глаза мои застилали слезы.

«О моя дорогая девочка», — хотелось мне прошептать, нос губ моих не сорвался ни единый звук.

Тогда Эвелин, пустив в ход свой ведьмовской дар, слегкакоснулась окна, и рама тут же распахнулась. Девочка спрыгнула с подоконника,бросилась ко мне и обняла за плечи. К тому времени я так исхудал и иссох, чтоей не составило труда приподнять меня. Она прижала меня к груди и покрыла моелицо поцелуями.

— О мой дорогой, я здесь, рядом с тобой…

Глядя поверх ее плеча, я заметил, что на небо набежалисвинцовые тучи. Надвигалась гроза. Я слышал, как первые дождевые капли упали накрышу террасы. Брызги залетали в окно, я ощущал их на своем лице. Неистовыепорывы ветра раскачивали деревья в саду. Я прислушивался к его завываниям ислышал в них стоны и рыдания Лэшера. Это он клонил к земле деревья, исторгая изгруди горестные крики. Так было и в день смерти моей матери, и в день смертиматери моей матери…

Да, уход ведьмы из этого мира неизменно сопровождала буря. Ятоже принадлежал к племени ведьм. Теперь настал мой черед уходить, и буряразразилась в честь моей смерти.

Они стояли в тумане, образуя подобие круга. Откуда-тодоносился приглушенный грохот. Возможно, то были отдаленные раскаты грома.

Никогда прежде он не видел таких угрюмых и мрачных людей.Невежество и бедность — вот все, что досталось им в удел. Стоило взглянуть наних, в глаза бросались зловещие признаки нищеты и скверных условий жизни. Онразличил, что один из них — горбун, у другого вместо ноги деревяшка, а рукиребенка неестественно коротки. Да и все прочие — истощенные, грубые, уродливые,в мрачных серых и коричневых одеяниях — внушали страх. Грохот по-прежнему не смолкал.Нет, для грома он был слишком монотонным. Слышат ли они этот странный звук?