не встал, съел овсянку или тихонько выбросил пищу в туалет (до сих пор ненавижу каши!), и пошел в школу «без всякого удовольствия».

Вместе с тем, исполнял иллюстрацию к прибывающему тексту Туси, изображал пустые степи и фигуры в скафандрах подле звездолетов различных форм. У соседки работа тоже не спорилась, но мы оба старались, пока не стало скучно. Когда стало, то пообещали заняться взаимным обучением позже, и вернулись к прежним развлечениям, по есть совместному сочинению уморительных комиксов. Тем не менее, иногда напоминали друг дружке данные обещания, я ей фантастический роман, она мне – мемуары о семье и жизни, отданной науке. При том оба клялись, что с понедельника приступим обязательно. Так оно отложилось на неопределенное время.

Туся давно уехала с родителями в очередной вояж, а у меня осталось обязательство, к нему я постепенно привык, хотя не спешил исполнять. Чем дальше, тем больше. Обязательство обратилось в туманную план-мечту, со временем я стал прикидывать, что из моей текущей жизни может войти в мемуар, а что не подлежит описанию. Однако со школьными письменными заданиями дела действительно пошли много лучше, но нету доказательств…

На том, наверное, следует остановиться. История с милой Тусей и взаимным обучением заняла неоправданно большое место в едва начавшемся рассказе. Наверное потому, что вспоминать и писать было необычайно приятно, хотя к делу почти не идет.

К делу пошло замечание, что к рисованию в системе личных ценностей прибавилось чтение, в основном про путешествия в отдаленные точки планеты. Семейная традиция оказалась соблюдена, предки воспряли духом на мой счет и подбрасывали дрова в топку, конкретно доставали из разных источников рассказы о путешествиях. После стали подбрасывать не только художественное топливо, но у науч-поповское, мне было без разницы, поскольку круг интересов сформировался. Да, невозможно пройти мимо интересной детали, именно в те времена любимой книгой стал «Юконский ворон», где путешествия и приключения произрастали на почве отечественной колонизации пределов обитаемого мира, а интерес к странствиям проник в процесс социализации. В команде с дачными друзьями-приятелями мы открывали «Русскую Америку», я выбрал для себя роль миссионера-инока и назвался братом Варсонофием также в связи с географическим принципом, в честь московского переулка проживания.

Ближе к делу

Помнится, что первое осознанное воспоминание о начале мемуарного процесса относится к возрасту примерно 12-13-ти лет, когда на фамильной даче я перешел от аморфного обдумывания, к более или менее конкретным планам. Даже исполнил предварительную картинку, она нашлась, но позвольте не прикладывать.

Могу описать, в садовой беседке за деревянным столом сидит условный мальчик (это я) и читает большую раскидистую книгу, на рисунке тщательно прописаны иллюстрации, гораздо тщательнее, чем лицо юноши. На картинке лодка пристает к берегу (мелко, но недурно изображено), в воду по колено высаживаются люди в камзолах, как у Робинзона Крузо, пока он не попал на свой остров. Впрочем, неважно.

Замысел заключался в том, что мальчик читает книгу в беседочной полутени, и в следующий момент на пороге строения появится дед-профессор (для ясности в академической ермолке) и произнесёт судьбоносную фразу, с которой начнется основное действие и прояснится мемуарная линия. Например, что настало время ознакомиться с научной историей рода, далее по мере знакомства моя скудная биография будет приобщена к общему течению.

Таков был первоначальный замысел, дальше дело не шло, но я ждал с достойным терпением, начало было положено, первый эпизод сформировался. «Меня зовут Ленарт Нолль (иначе Кнолле) мне много лет, но начать рассказ я хочу так. Одним летним полуднем мой дед Ольгерд Нолль вошел в беседку, где я читал старинный том размером «инкварто» и произнес знаменательные слова, с них начинается моя история, насколько она интересна – судить не мне.

– Мой мальчик, настало время, я хочу рассказать о своих путешествиях и приключениях, – сказал многоуважаемый дед Ольгерд. – Не все описано в научных отчетах, но ты должен знать правду и поведать, когда подойдет время.

Одновременно он положил на деревянные доски толстую пачку рукописных листов и разрешил ознакомиться с содержанием». Вот как-то так…

После завлекательного начала можно было пуститься в повествование об истории трех поколений семьи, исправно посвятивших жизнь науке и добывших на этом поприще некую известность. О чем заранее будет написано в предисловии со многими ссылками, пояснениями, картинками и фотографиями. (Nota bene – частично у вас это есть, если милейшая Ксюша не забыла.)

2

… Дело однако произошло не совсем так, но я наконец приступаю (не без содрогания).

Всё было предусмотрено в замыслах, но детали вышли иными. Беседка в дачном саду имела место, нельзя не отметить, но книги с картинкой не случилось, мальчик за столом мастерил пращу (в просторечии устройство звалось рогаткой), используя подручный материал, заимствованный из упаковочного мусора. Деду пришла очередная зарубежная посылка, мне полагались марки, а плотную тягучую резинку я высмотрел и взял без спросу, каюсь. Бабушка собирала всё годное для хозяйства, со времен военного коммунизма, привычки остались, невзирая на собственные научные регалии, и резинка была под запретом.

Поэтому появление на пороге беседки незнакомого лица на плотном туловище смутило юного злоумышленника, я смотрел на неизвестного с изрядной долей настороженности, одновременно боролся с соблазном сбросить под стол разрозненные улики. Пока я изучал незнакомца во все глаза, то хорошо запомнил, хотя действие длилось не дольше мгновенья. Пришелец был невелик ростом, довольно плотен, имел полированную лысину над высоким лбом, цвет лица был выдержан в красноватых тонах, а выражение имелось глумливое (за неопознанную цитату винюсь, но очень уж вышла подходящей). Хотя правильнее было бы назвать мину незнакомца иронической, ну да ладно.

Мгновенье продлилось и ушло, из-за спины неизвестного раздался голос деда Ольгерда, а пришелец подмигнул и сделал жест, будто смахивает со стола следы недостойных занятий, чему я тотчас последовал.

– Знакомься, мой так называемый внук, – сказал дед Ольгерд, с тем они оба шагнули в беседку друг за дружкой. – Зовут Лен, на самом деле Ленарт, сам хвастается, что назвали в честь вождя. Не думаю, что ты одобришь.

– Просто не поверю, – ответил пришелец, голос у него был приятнее дедова, хотя глумливость имела место. – А отчего он у тебя «так называемый»? Это уточнение или фигура речи?

– А это твой двоюродный дед Александр, – продолжил родной дед, не вступая в интересную беседу. – Приехал недавно, пока поживет здесь, здоровайся, представляйся, рассказывай, как учишься и в чем преуспел.

– Ты нас оставь вдвоем, братец, – посоветовал двоюродный дед Александр. – Всем будет легче, и тебе не придется тратить время. Адье, дорогой!

Дед