Возле входной двери возник какой-то шум, и в холл вошли двоечернокожих парней. Оказалось, они приехали, чтобы забрать бабушку Эухению.Майкл отправился наверх, чтобы помочь ей собраться. Райен и Пирс наклонились ипо очереди коснулись поцелуем щеки Роуан. Как будто с покойницей простились,подумалось вдруг ей. Но тут же она поняла, что не совсем права: скорее, оницеловали покойников так же, как целовали живых.

За поцелуем последовали теплые рукопожатия, вспыхнувшая напрощание в полутьме белоснежная улыбка Пирса, обещание позвонить на следующийдень, чтобы встретиться за ленчем и все обсудить, и так далее, и так далее…

Послышался шум спускающегося лифта… В некоторых фильмах людиспускались в лифте в самое пекло ада…

– У вас есть свой ключ, Эухения. Приходите завтра,послезавтра… В общем, когда захотите или когда вам что-то понадобится. Кстати,милая, как насчет денег? Вам нужны деньги?

– Я получила все, что мне положено, мистер Майк.Спасибо за все, мистер Майк.

– Мы вам очень благодарны, мистер Карри, – сказалодин из парней, тот, что помоложе. Речь его была правильной, чувствовалось, чтоюноша получил неплохое образование.

В дом вернулся полицейский. Судя по всему, он остался стоятьвозле входной двери, потому что Роуан с трудом могла расслышать его слова.

– Да, Таунсенд… Паспорт, бумажник… Да, все на месте… Вкармане рубашки…

Звук закрывающейся двери. Темнота. Тишина. Шаги Майкла вхолле.

– Ну вот, мы наконец остались с тобой вдвоем. Больше вдоме никого нет, – сказал он, остановившись в проеме двери в столовую.

Роуан промолчала.

Майкл достал сигарету и запихнул пачку обратно в карман.Наверное, нелегко делать это в перчатках, но, похоже, Майклу они не мешали.

– Что скажешь? Не пора ли и нам убраться к чертовойматери из этого дома? Во всяком случае, на сегодняшнюю ночь.

Он постучал сигаретой по стеклу наручных часов, чиркнулспичкой, и его голубые глаза, оглядывающие росписи на стенах столовой,сверкнули в ярком свете внезапно вспыхнувшего огонька.

Какими все же разными могут быть голубые глаза! И неужелиего черные волосы могли так быстро отрасти? Или все дело в теплом и влажномвоздухе юга, который заставлял их виться, и оттого они казались более густыми?

Тишина звенела в ушах. В доме действительно не осталосьникого, кроме них двоих. Он был в полном распоряжении Роуан, и все, что в немнаходилось, словно застыло в ожидании. Но ей претила даже мысль о том, чтобыприкоснуться хоть к чему-нибудь. Все эти шкафы, комоды, горки, баночки икоробочки принадлежали не ей – они были собственностью умершей женщины иказались Роуан липкими, вонючими, такими же ужасными, как их прежняя владелица.Роуан продолжала неподвижно сидеть в столовой, не находя в себе сил, чтобы встать,подняться по лестнице, открыть дверцу хоть одного из шкафов…

– Его звали Таунсенд? – наконец спросила она.

– Да, Стюарт Таунсенд.

Майкл с минуту раздумывал, потом смахнул с губы крошкутабака и переступил с ноги на ногу.

«Боже, как он все-таки хорош! – подумалосьРоуан. – Ну просто образец мужской красоты! И как безумно эротичен!»

– Я знаю, кем он был. – Майкл тяжеловздохнул. – Эрон Лайтнер… Ты помнишь его? Так вот, Лайтнеру известно всеоб этом человеке.

– О чем ты? Я не понимаю.

– Ты предпочитаешь разговаривать здесь? – Майклобвел взглядом комнату. – За воротами стоит машина Эрона.

Мы можем вернуться в отель или поехать в центр, посидетьгде-нибудь.

Он восторженно рассматривал лепнину на потолке, великолепныелюстры. В его восхищении убранством особняка в столь трагический момент былонечто неприличное, и Майкл чувствовал себя виноватым, но не считал необходимымскрывать свои эмоции от Роуан.

– Это тот самый дом? – спросила она. – Тот, окотором ты мне рассказывал в Калифорнии?

– Да, он самый. – Майкл перевел взгляд на Роуан ис печальной улыбкой кивнул. – Тот самый дом, точно.

Он сбросил в ладонь пепел с кончика сигареты, потоммедленным шагом прошел к камину. Его тяжелая походка, каждое движение былиневероятно эротичными, и Роуан, словно завороженная, следила, как он стряхиваетв пустое чрево камина мельчайшие сероватые частички.

– А что ты имел в виду, говоря, что мистеру Лайтнеруизвестно все об этом человеке?

Майкл выглядел смущенным. Безумно сексуальным и в то жевремя крайне смущенным. Он нервно затянулся и с тревогой, как будто внерешительности, оглядел комнату.

– Лайтнер принадлежит к одной организации, –наконец сказал он, потом порылся в кармане рубашки, вытащил оттуда маленькуюкартонку и положил ее на стол перед Роуан. – Они называют эту организациюорденом. Но никакого отношения к религии их деятельность не имеет. Орден имеетсобственное название «Таламаска».

– Что-то вроде общества любителей черной магии?

– Нет, ни в коем случае.

– Но старуха говорила мне…

– Это ложь. Они верят в существование черной магии. Носами ею не занимаются.

– О, вранья в ее словах было немало. Справедливостиради надо признать, что многое из того, о чем она рассказывала, правда, нозерна истины буквально тонули в потоке злобы, ненависти и отвратительнойлжи. – Роуан вздрогнула и поежилась. – Меня почему-то бросает то вжар, то в холод, – пожаловалась она. – Знаешь, а я ведь уже виделаточно такую же визитку. Лайтнер сам дал ее мне, еще в Калифорнии. Он говорилтебе, что мы встречались с ним там?

– Да. У могилы Элли, – кивнул Майкл.

– Подожди, но как же это возможно? Я имею в виду, чтоон твой друг и что он знает, кем был человек, найденный в мансарде. Господи,Майкл, я так устала от всего, что, кажется, вот-вот закричу и никогда не смогуостановиться. И если ты сейчас же мне не расскажешь… – Она не закончилафразу. – Извини, я сама не знаю, что говорю…

– Этот человек… Таунсенд… – Майкл говорилмедленно, осторожно подбирая слова. – Он был членом ордена. Он приехалсюда в 1929 году в надежде… установить контакт с семейством Мэйфейр.

– Зачем?

– Они вели наблюдения за этой семьей в течение трехсотлет и составляли досье… Тебе, наверное, трудно понять, но…

– И то, что этот человек стал твоим другом, лишьслучайное совпадение?