Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Разумное?
- Ну и вопросы у тебя. Разумнее многих — коз, бояр, писарей. Но живостью ума не страдает, чтоб учудить что-то лишнее. В общем, годный метод, на себе испытывал. Помереть, пока зелье выжигает яд, не даст... я так думаю. Дед про такое впервые услышал, засыпал вопросами... а я ж не сварщик, я маску нашел, как говорят тут в одних краях.
Хастреду думать особо не пришлось.
- Сколько займет?
- Дед говорит, что действует зелье дня три, с поправкой на то, что оно на хуманса заточено — плюс-минус день. Так что дней через пять верну.
- А нельзя ли...
- А нельзя, - отрезал друид резко. - Ни тебя, ни деда туда не поведу. За самого этого уже не сносить мне башки, если там попадемся... вот только, сколь мне известно, он-то попадется лишь если сам того захочет. Это тебе не тут между королевствами шастать, там ксенофобия ого-го как процветает.
Хастред глянул через макушку Зембуса на Чумпа. Тот что-то обсуждал с травником в отдалении, взгляд у него был мрачный, но спокойный.
- Ну, тогда делай, - распорядился книжник, совершенно даже не заметив, что берет на себя никем ему не делегированные обязанности. - Есть у меня ощущение, что если не сделать сейчас, другого случая может и не предоставиться.
- Воистину, - согласился друид. - Тут как раз равноденствие на носу, там все заняты будут... своими кое-какими... тебе не понравилось бы... а хотя, может, и понравилось бы, ибо много голых и, гм... но нет, все равно нельзя, тут ищи. Если сам не горазд, могу сопроводить в земли одного племени, которые одеваются главным образом в украшения, по большей части на голове.
- Очень заманчиво, - признался Хастред скрепя сердце. - Но раз уж вы по делу, то и я в стороне не останусь. Не мог бы ты меня к Копошилке подкинуть, а как вернетесь забрать? Я там в библиотеке хотел бы пошариться. Или, если есть на примете другая библиотека, хотя откуда бы в лесах...
- О, ты удивишься, сколько всего в лесах похоронено, - ухмыльнулся Зембус. - Но когда что-то хоронится, то как правило тревожить это себе дороже. В другой раз можете, я вам, того гляди, и поспособствую, но пока лучше в свои знакомые края отправляйся. Нужно что-нибудь в дорогу?
Хастред на секунду задумался. Вроде совсем недавно вышел из города, а уже напрочь отшибло, что там нужно.
- Деньги, наверно, - рассудил он, пытливым своим умом аппроксимировав весь былой опыт. - За деньги там все остальное приобретается. У меня, правда, есть, но лишними не бывают, а Чумпу в Феерии ведь не понадобятся? Ну, плащ, наверное, а то мало ли где ночевать придется... дома-то нас ныне не сильно ждут, да и вообще не стремлюсь быть узнанным.
- Денег не держу, - Зембус виновато развел руками. - Пряжка на ремне и то костяная. Положение, что называется, обязывает. Но тратиться при нужде не стесняйся, провожу потом в такие места, где можно разжиться ценным.
- Да ты со всех сторон полезен! Напомни, почему тебя социопатом кличут?
- Головы режу, чуть что не по-моему, - Зембус стеснительно ковырнул когтем ноги землю. - И единственное общеупотребительное заклинание, которое освоил — поносное, это тоже почему-то не ценится как социальный навык.
Хастред только и пожал плечами — совершенно нормальный портрет нарисовался. Наверное, мнительные хумансы, как обычно, к рогам придираются.
Так вот, после кратного отдыха, и пустился грамотный гоблин в новое, на сей раз вынужденно одиночное плавание, сам себе капитан, матрос, юнга и спасательная шлюпка. Зембус протащил его через пару кустов, покрутил вокруг толстого, смутно знакомого вяза, протолкнул через разветвленный ствол какого-то зловеще черного дерева и выпихнул на опушку леса, с которой просматривалась стена Копошилки. Зубастый червячок недоброго предчувствия, вечный спутник в походах, пробудился в животе и прикусил набитые отборной олениной кишки. Но как известно, глаза боятся, а руки делают. А ноги ходят. А глаза пялятся. Можно бы еще долго продолжать ряд аналогий, но рано или поздно он нас заведет в края малоприличные, так что оставим.
*
Итак, Хастред оставил очередь к воротам и неспешным прогулочным шагом, даже посвистывая себе под нос, дабы создать образ персоны беззаботной и не заслуживающей внимания, двинулся в обход городской стены к старой, давно заколоченной известняковой выработке, которая, как ему было известно, в свое время додолбилась до ранее помянутых катакомб под городом. Не то предпринимателей города напрягла мысль, что кто-то может подобраться к их торговым точкам минуя наземные маршруты, прикрытые тяп-ляп охраной, не то какой-то городской чинуша посчитал эту смычку города с загородом недопустимой, но выработку закрыли, деревянные мостки демонстративно порушили, а вход в штольню забили досками, словно когда-либо это кого-либо останавливало. Солнце начинало проседать к горизонту, и хотя любопытство Хастреда требовало прояснить, что случится с очередью к воротам с приходом ночи (а также — почему очередь движется так медленно), но сперва дело, забавы опосля. Будет еще время, дожидаясь эвакуации, сесть где-нибудь под деревцом и пронаблюдать весь процесс пропускной деятельности. А пока — не стоит упускать даже часа благотворной темноты, дабы проникнуть в город, разобраться в ситуации и начать планировать.
Пропрыгав по обваленным мосткам ко входу в штольню, Хастред покрутил шеей, нагнетая кровь в верхний плечевой пояс, и принялся отколупывать перекрывшие вход рассохшиеся доски.
Интермедия, часть 2
Копошилка в архитектурном отношении напоминала провинциального барона, чей безмятежный старческий маразм порой омрачается просветлениями, за время которых он успевает всех сопричастных поставить на уши, разогнать, забузить, начать рубить окна в разные там окрестности... а потом про это забывает и возвращается к благочинному пыханию трубочкой на веранде. Во время одного из просветлений в городе обустроили канализацию, прямо как в лучших мировых метрополиях. Злые языки поговаривают, что тогдашний наместник принял решение именно к такому делу пристроить катакомбы, унаследованные от сгинувшей цивилизации Первых, лишь бы не допустить в них... Тут языки расходятся во мнениях, кого державный муж не хотел пускать в свои погреба. Совсем злые, коим лишь бы опорочить человека, обвиняют его в нетерпимости к малоимущим жителям, которым бы только от дождя схорониться под