Сегодня дедушке и внучку предстояло много дела. Третьего днябушевал шторм. Волна порвала переметы. Рыба не шла. Улова не было никакого.Денег не осталось ни копейки.

Вчера море улеглось, и на ночь поставили перемет.

Сегодня его надо было выбрать, успеть с рыбой на привоз,наживить перемет и вечером обязательно его опять поставить, чтобы не пропуститьхорошей погоды.

Они, натужась, стащили шаланду по гальке к воде и осторожнотолкнули в волну.

Стоя по колено в море, Гаврик поставил на корму садок длярыбы – маленькую закрытую лодочку с дырками, сильно толкнул шаланду, разбежалсяи лег животом на борт, болтая над скользящей водой ногами, с которых падалисверкающие капли. И лишь когда шаланда проскочила сажени три-четыре, мальчиквлез в нее и сел грести рядом с дедушкой.

Каждый из них работал одним веслом. Это было легко и весело:кто кого перегребет? Однако оба они равнодушно хмурились и только покрякивали.

Ладони у Гаврика приятно горели. Весло, опущенное впрозрачную зеленую воду, казалось сломанным. Узкая его лопаточка упруго шла подводой, гоня назад воронки. Шаланда подвигалась сильными рывками, поворачивая товправо, то влево. То дедушка нажмет, то внучек нажмет.

– Эх-х! – крякал дедушка, отваливаясь с силой.

И шаланда рывком заворачивала влево.

– Э-х-х! – еще сильнее крякал Гаврик.

И лодка рывком выравнивалась и поворачивала вправо.

Дедушка упирался в переднюю банку босой ногой со скрюченнымбольшим пальцем и коротко рвал весло. Но и внучек не отставал. Он упиралсяобеими ногами и закусывал губу.

– А вот не подужите, дедушка, – сквозь стиснутые зубы цедилГаврик, обливаясь потом.

– А вот подужу, – кряхтел дед, тяжело переводя дыхание.

– Та, ей-богу, не подужите!

– Побачимо!

– Побачимо!

Но как дедушка ни наваливался, ничего не получалось. Не тегоды! Да и внучек подрос подходящий. Маленький-маленький, а смотри ты, какойупрямый! Против собственного деда не боится идти на спор!

Дедушка сердито хмурился, искоса поглядывая из-под седыхбровей на хлопчика, сопевшего рядом. И в его старчески водянистых глазахсветилось веселое изумление.

Так, не осилив друг друга, они отошли по крайней мере наверсту от берега. Тут среди волн качались на пробках выцветшие флажки ихперемета.

Тем временем уже все море покрылось рыбачьими шаландами,вышедшими на лов.

Высоко подскакивая и с маху шлепаясь в волну плоскимрубчатым дном, высунутым из воды на треть, пронеслась под полным парусом новая синяякрасавица шаланда «Надя и Вера». На корме, небрежно раскинувшись, лежал хорошознакомый Гаврику малофонтанский рыбак Федя с черной семечкой, прилипшей к губе.

Из-под клеенчатого козырька синей фуражки с якорнымипуговичками лениво смотрели прекрасные томные глаза, почти прикрытые челкой,темной от брызг.

Прижав каменной спиной круто повернутый румпель, Федя дажене взглянул на жалкую шаланду дедушки.

Но Федин брат, Вася, в полосатом тельнике с короткимирукавами, увидев Гаврика, перестал раскручивать лесу самодура и, приложив кглазам против солнца руку, успел крикнуть:

– Эй, Гаврюха, ничего, не дрейфь! Держись за воду – непотонешь!

И «Надя и Вера» пронеслась мимо, обдав дедушку и внучкацелым фонтаном брызг.

Конечно, в этом не было ничего обидного. Обыкновеннаядружеская шутка. Но дедушка на всякий случай сделал вид, что ничего нерасслышал. Однако в глубине души осталась обида. Ведь и у него, у дедушки, былакогда-то прекрасная шаланда с новеньким, прочным парусом. Ловил на ней дедушкана самодур скумбрию. Да еще как ловил! В иной день по две, по три сотни тащилапокойная бабушка на привоз. Но жизнь прошла… И остались у дедушки лишьнищенская хибарка на берегу да старая шаланда без паруса.

Парус пролечили, когда заболела бабушка. Да и то напрасно:все равно померла. Теперь такого паруса больше никогда не справишь. А безпаруса какая же ловля? На смех курам! Разве только бычков на перемет. Грустно!

Гаврик прекрасно понимал, о чем думает дедушка. Но и виду неподавал. Наоборот. Чтобы отвлечь старика от горьких мыслей, он стал деловитовозиться возле перемета: вытаскивать первый флажок.

Дедушка тотчас перебрался через банки, стал рядом с внучком,и они начали в четыре руки травить мокрый конец перемета. Вскоре пошли крючки.Однако бычков на них было мало, да и то мелочь.

Гаврик крепко брал головастую трепещущую рыбку за скользкиежабры, ловко выдирал крючок из хищных челюстей и бросал ее в садок, спущенный вморе.

Но из десяти крючков едва ли на трех попадалась настоящаядобыча – на остальных болтались тощие глосики или крабы.

– Не идут на креветку, – сокрушенно бормотал дедушка. – Нучто ты скажешь! Одна мелочь. Надо мясом наживлять. На мясо обязательно пойдут.А где это взять тое мясо, если оно на привозе по одиннадцать копеек фунт!Просто курям на смех.

Но тут вдруг навалилось что-то громадное, с коричневымдымом. Пролетели по воде две косые тени. Страшно зашумела вода… И совсем близкоот шаланды прошел пароход, хлопотливо мелькая красными лопастями колес.

Лодку подбросило, потом уронило, потом опять подбросило.Флажки перемета запрыгали почти под самыми колесами. Еще немножко – и ихсмолотило бы в щепки.

– Эй, на «Тургеневе»! – заорал дедушка не своим голосом ирастопырил руки, как бы желая остановить несущуюся лошадь. – Что у вас,повылазило? Не видите переметов? Паршивые сволочи!

Но пароход уже благополучно пронесло.

Он шумно удалялся – с трехцветным флагом за кормой, соспасательными кругами и шлюпками, с пассажирами, с клубами бурогокаменноугольного дыма, – оставляя за собой крупное белоснежное кружево начистой темно-зеленой воде. Значит, было уже семь часов утра. «Тургенев» заменялрыбакам часы. В восемь часов вечера он проходил обратно из Аккермана в Одессу.Надо было торопиться, чтобы не опоздать с бычками на привоз.

Дедушка и внучек наскоро позавтракали помидорами с хлебом,запили свой завтрак водой, которая уже успела нагреться в бочоночке иприобрести дубовый привкус, и торопливо взялись за перемет.