Но вот что вызвало изумление – тележка, запряженная пони.Такой маленькой лошадки Гаврик еще никогда в жизни не видывал. Не большетеленка и вместе с тем совершенно как большая.

Бежевая, пузатенькая, с шоколадной гривкой и маленьким, нопышным хвостом, в соломенной шляпке с дырами для ушей, она стояла, поднявмохнатые ресницы, смиренно и скромно, как благовоспитанная девочка, возлеподъезда в тени акации.

Лошадку окружали дети.

Гаврик подошел и долго стоял молча, не зная, как отнестись кфеномену. Нет слов, лошадка ему понравилась. Но вместе с тем она вызывала такжеи чувство раздражения.

Он обошел лошадку со всех сторон. Лошадь как лошадь:копытца, челочка, зубки. Но до чего же маленькая! Даже противно.

– Подумаешь, лошадь! – сказал он с презрением и сморщил нос.

– Это не лошадь, это не лошадь! – поспешно затараториладевочка с двумя косичками, приседая от восторга и хлопая в ладоши, – Это совсемне лошадь, а всего только поня.

– А вот лошадь, – сумрачно сказал Гаврик и тотчас надулся отстыда за то, что не удержался и унизился до разговора с такой малявкой вбантиках.

– А вот поня, а вот поня!

– Из цирка, – сиплым басом проговорил Гаврик, как бы необращаясь ни к кому. – Обыкновенная из цирка.

– А вот не из цирка, а вот не из цирка! Поня. На нейразвозят керосин Нобеля, на поне. Видишь, жестянки.

Действительно, в тележке стояли чистенькие бидоны скеросином.

Для Гаврика это была полная неожиданность. Известно всем,что керосин покупается в лавочке на копейку кварта в собственную посуду.

Но чтоб его развозили по домам в тележке, да еще изапряженной какой-то нарядной поней, – это было уж слишком!

– Простая лошадь! – сердито огрызнулся Гаврик, отходя прочь.

– А вот и поня! А вот поня! А вот поня! – кричала ему вследдевочка, как попугай, и, приседая, хлопала в ладоши.

«Сама ты поня», – подумал Гаврик, но, к сожалению, не быловремени затевать крупную ссору.

Огибая вокзальный сквер, из-за чугунной решетки которогогорячо и сухо пахло миртом и туей с терпкими шишечками, мальчик остановился,задрал голову и довольно долго смотрел на циферблат вокзальных часов.

Совсем недавно он наконец научился узнавать по часам время.Теперь он не мог пройти мимо часов без того, чтобы не остановиться и непосчитать.

Он еще считал по пальцам эти странные палочки римских цифр,так не похожих на обычные цифры из арифметики. Он только знал, что самаяверхняя – двенадцать и от нее надо начинать считать.

Гаврик поставил к ногам садок и зашевелил губами, крепкозагибая пальцы.

– Одна, две, три, четыре… – шептал он, наморщив лоб.

Маленькая стрелка стояла на девяти, а большая на шести.

– Девять и с половиной, – со вздохом удовлетворенияпроговорил мальчик, вытирая рубахой пот с носа.

Похоже, что так. Но все же не мешало бы проверить.

– Дядя, сколько время?

Господин в чесучовом пиджаке и люфовом шлеме «здравствуй ипрощай» приложил к римскому носу золотое пенсне, задрал седую бородку, мелькомвзглянул на циферблат и быстро сказал:

– Половина десятого.

Гаврик остолбенел от изумления:

– Дядя, а как же там написано – девять и с половиной?

– Значит, и есть полчаса десятого, – не глядя на мальчика,строго сказал господин, сел на извозчика и уехал, поставив между колен палку скостяным набалдашником.

Гаврик стоял некоторое время, полуоткрыв рот с недостающимизубами, стараясь понять, пошутил ли над ним барин или так оно и есть.

Наконец он взвалил на плечо садок, подтянул штаны и пошелдальше, крутя головой и недоверчиво улыбаясь.

Оказывается, девять с половиной все равно, что полчасадесятого. Странно. Очень странно. Во всяком случае, не мешало б спросить укого-нибудь понимающего.

– Раки! Раки! Раки! Раки!

– Камбала! Камбала! Камбала!

– Скумбрия живая! Скумбрия, скумбрия!

– Барбунька! Барбунька!

– Мидии! Мидии! Мидии! Мидии! Мидии!

– Бычки! Бычки! Бычки!

Из всех торговок привоза наиболее резкими, крикливымиголосами славились торговки рыбного ряда.

Надо было обладать бесстрашием одесских хозяек и кухарок,чтобы неторопливо пройтись по этой аллее столов, корзинок и рундуков, заваленныхгрудами морской рыбы, раковин и раков.

Под громадными парусиновыми зонтиками и дощатыми навесами,трепеща и сверкая, лежали вываленные напоказ живые богатства Черного моря.

Какое разнообразие форм, цветов, размеров!

Природа приложила все усилия, чтобы защитить и спасти отгибели свои замечательные создания. Она постаралась сделать их как можно болеенезаметными для человеческого глаза. Она раскрасила их во все оттенки моря.

Например, благородная и дорогая рыба скумбрия, царицаЧерного моря. Ее тугое тело, прямое и гладкое, как веретено, окрашенонежнейшими муаровыми тонами, от светло-голубого до темно-синего.

Гаврик знал, что именно такого цвета – голубого, с синимиморщинами ряби – бывает море далеко от берега, как раз там, где главным образомходят косяки скумбрии.

Ишь какая хитрая скумбрия!

Хотя Гаврик ежедневно видел рыбу, привык к ней, умел заполверсты обнаружить в море косяк скумбрии, но все же каждый раз он неизменновосхищался ее красотой и хитростью.

Или бычки. Они водятся под берегом, среди скал, а также впеске, поглубже. Поэтому и окрашены они в бурый цвет скал или желтоватый цветпеска.

Смотри ты!

Большие плоские камбалы, привыкшие жить на тинистом днетихих бухточек, поражают черно-зеленым цветом своей толстой кожи, усеяннойплоскими костяными шипами, похожими на ракушки. Оба глаза помещаются у нихсверху, почему камбала и напоминает детский рисунок углем на заборе: голова впрофиль, но с двумя глазами.