А кнопок и впрямь только двенадцать. У каждой ещё узкаяпрорезь, словно для магнитной карточки. Ещё и на этаж не просто такподнимешься?

Но на нажатие двенадцатой кнопки лифт мягко пополз вверх.Откуда-то из стен заиграла мягкая музыка.

Чёрт, что я там делать буду, у этого Чингиза? Стоять вуголке холла и жалобно канючить запрещённые, классифицированные как оружиепрограммы? Напоминать про какую-то баржу, где сам я и не был никогда?

Додумать не удалось — двери лифта открылись.

Прямо в квартиру!

В общем-то там был ещё небольшой тамбур и могучая дверь,наверняка стальная под деревянной обшивкой. Но она была распахнута.

Я осторожно шагнул вперёд, в холл. Квадратный, метров семьна семь. Высоченный потолок венчался чем-то вроде стеклянной пирамидки, покоторой барабанил дождь. Квартира и впрямь была двухуровневая, на второй этажвела спиральная лесенка.

И никого.

— Эй… — позвал я.

Слово подходило к обстановке не больше, чем мои старыеджинсы. Но какого-то эффекта я всё-таки добился. Из одной из двустворчатыхдверей мягко вышла собака, двинулась ко мне.

Обожаю золотистых ретриверов!

— Привет, пёс, — садясь на корточки, сказал я. — А где жетвой хозяин?

Ретривер обнюхал мою ладонь и вежливо позволил почесать себеза ухом.

— Может, ты и есть Чингиз? — предположил я. — Тогда приветтебе от Маньяка.

— Привет давай мне. А его зовут Байт.

Мужчина появился вслед за псом, и так же неслышно. Подошёл,протянул руку:

— Чингиз.

Откуда родители выкопали ему это имя — не знаю. Может, унего и были где-нибудь далеко-далеко восточные, например татарские, корни. Но вобщем-то он скорее на шведа походил. На образцово-показательного шведа.Высокий, крепкий. Светлые волосы до плеч, и тип лица северный. Загорелый, ноявно очень светлокожий. В спортивном костюме, вот только не в китайскойподделке, а в настоящем «Адидасе», в кроссовках. Никогда не видел людей,которые по квартире ходят в кроссовках «Рибок». Впрочем, я и квартир таких не виделникогда.

— Леонид…

— А что охране не назвался?

— А чем бы это помогло?

— Логично. — Чингиз кивнул. — Не спешишь?

Манера сразу переходить на «ты» у него была настольконепринуждённой, что никаких возражений не вызывала.

— Не очень…

— Ну и хорошо… Байтик, не приставай к человеку!

Пёс вынул нос из моей ладони и обиженно побрёл прочь.

— Что пьёшь? — поинтересовался Чингиз. — Раздевайся, вешайвсё сюда.

Платяной шкаф в холле был размерами едва ли не с нашуприхожую. Я стянул куртку, пытаясь привести мысли в порядок. Не просто крутизна— а очень большая крутизна. Откуда у Шурки такие знакомые? Да и какой он хакер,этот тип с воинственным именем и повадками крупного мафиози?

— Что пьёшь-то, Леонид?

— Да всё, что горит. — Я решил держаться до конца.

— Уже хорошо. Пошли на кухню пока.

Длиннющим и широким коридором, с картинами на одной стене иокнами в другой, выходящей на площадь у метро, мы побрели на кухню. Чингиз шёлвпереди, под мокрой от пота тканью костюма гуляли мускулы. Могуч. И беззаботен,по сравнению с царящей внизу паранойей. Вот достал бы я сейчас нож и всадил емумежду лопаток.

Впрочем, будь я киллером, всё равно бы так не поступил.Убьёшь хозяина, а в квартире потом заблудишься. Будешь блуждать неделю,временами натыкаясь на источники воды — биде и писсуары, месторождения пищи —какие-нибудь шоколадные скульптуры под стеклянными колпаками…

Шоколадная скульптура на кухне и впрямь стояла, почтиметровой высоты. Только без колпака. Мальчик-негритёнок с веткой какао в руке.У мальчика было отломано одно ухо — видимо, кто-то очень проголодался.

Зато сама кухня как-то успокаивала… было в ней некое подобиепривычного. Словно взяли обычную кухню, растянули по всем измерениям раза в дваи успокоились. Ну ещё заполнили пространства уютной мебелью из лакированногодерева, техникой, пакетами с едой…

А ведь очень по-холостяцки тут всё. Один он живёт, похоже.

— Коньяк для знакомства… не пойдёт… — размышлял вслухЧингиз.

— Водочку… напьёмся.

Он пристально посмотрел на меня, кивнул, будтоудовлетворённый чем-то.

— Точно напьёмся… Пиво не хочу, хотя… Ты пиво хочешь?

Я разглядывал кухню, пытаясь обнаружить на барной стойке вуголке пивные краны. И обнаружил. «Гиннес», «Килкенни» и ещё две какие-томарки…

— Если альтернативой будет вино или виски — то лучше пиво, —каким-то незнакомым голосом сказал я. Вспомнилась старая кинокомедия промальчика, что в один миг стал взрослым, разбогател и поставил посреди квартирыавтомат по продаже кока-колы, работающий от пинка…

— Решено, — согласился Чингиз. Подошёл к холодильнику —таких же чудовищных размеров, как и всё остальное тут. Открыл, порылся средипакетов в блестящих обёртках. Вынул несколько пластиковых подносиков скрошечными кусочками сыра разных сортов. — А есть-то хочешь?

— Пока нет.

— И правильно. Открывай, не стой. Вон, на столе ножваляется.

Пока я возился с сыром, Чингиз достал две здоровенныехрустальные кружки, вопросительно глянул:

— Что будешь пить?

— Чешское есть? — спросил я, втайне надеясь поставить его втупик.

— Только «Пилзнер Урквел».

— Пойдёт, — тоном человека, использующего лучшее в миресветлое пиво для мытья ног, согласился я.

С кружками пива в руках мы уселись в кожаные кресла,стоявшие перед барной стойкой.

— Прозит, — сказал я.

— Прозит, — согласился Чингиз.

Пиво было превосходным.

— А ты ничего, — вдруг заявил хозяин. Протянул руку, хлопнулменя по плечу. — Тебя это всё не слишком угнетает?

Я ещё раз обвёл взглядом кухоньку, обнаружил ещё одну милуюдеталь — лестницу вверх, на второй этаж, спросил:

— Там что?

— Столовая. Со стеклянной крышей.

Чтобы иметь стеклянную крышу в Москве, надо вначалеобзавестись железобетонной. Я покачал головой:

— Даже боюсь предположить, сколько стоит твоя хата. Еёсодержать, наверное, может лишь миллионер.