Какими словами описать охвативший новоявленного дядю восторг? Отшвырнув в сторону кованую банкетку и даже не почувствовав удара, он прошелся по квартире в каком-то залихватском танце, вспомнив свое пионерское детство и участие в школьном ансамбле песни и пляски – постоянном победителе смотров художественной самодеятельности в славном городе Бельцы. Неизведанные прежде чувства бурно кипели и выплескивались через край. Он был готов любить как родную свою неизвестную, прекрасно говорящую по-русски, богатую племянницу Ольгу.

«Конечно, она богата, при деньгах, и немалых! Разве могут быть иные варианты, если человек живет в такой чудесной стране как Швейцария? И если человек из Швейцарии так хочет иметь родственников в России, почему бы им не быть, этим родственникам? В конце концов, уже научно доказано, что все человечество – или почти все –в той или иной степени связано кровными узами. Так сделаем эти узы покороче, пойдем навстречу друг другу, покоряя пространство и время!»

Капустин прищелкнул пальцами и довольно ухмыльнулся, представив себе физиономию Коломийца в тот момент, когда он небрежно – именно небрежно, и в этом вся сладость! – обронит что-то вроде «билеты не забыть заказать. Новый год в Швейцарии встречу. Племянница к себе на виллу так упрашивает приехать – придется навестить. Хотя вроде и виделись недавно, прилетала к нам на неделю, но скучает страшно, все к себе зовет».

Борис Анатольевич еще раз прошелся гоголем, широко разведя руки и напевая попурри из моментально вспыхнувших в памяти жизнерадостных песен прошлых лет. Неудержимо захотелось выпить. Уже открыв полушарие глобуса-бара, чтобы налить себе фужерчик чего покрепче, он вспомнил, что собирался в поликлинику. Ничего не поделаешь – придется подождать. Разделенный на две части глобус вновь обрел форму шара.

– Боря, что случилось? Кто это звонил? Почему ты в таком состоянии?

Борис Анатольевич досадливо поморщился. Тесть появился совсем некстати. «И зачем только старику поставили этот слуховой аппарат? Как хорошо было раньше – сидит у себя в комнате, телевизор целый день на полную мощность включен, и никаких вопросов, никаких комментариев до самого вечера. А там уж пусть Лиля за ужином со своим супер-активным папашей разбирается».

– Боря, я еще раз спрашиваю –что происходит? Кто это звонил?

Ни в одной из общественных организаций, в которых Семен Львович успел поучаствовать за свою долгую жизнь, не было более деятельного и принципиального активиста, чем этот сухонький сотрудник министерства образования. На интересующие его вопросы он всегда получал ответ, независимо от того, кому этот вопрос был адресован – самому министру или собственному зятю. Имея при этом пренеприятную привычку в упор разглядывать собеседника. Дальнозоркость старика придавала его пристальному взгляду особую пронзительность. Зная упрямство тестя, Капустин предпочел удовлетворить его любопытство. Фразы выбирал самые обтекаемые, но среди бесконечных «тут такое вроде бы дело», «кто знает, что может быть» и «типа» прозвучало слово «племянница». Семен Львович моментально встрепенулся.

– Какая племянница? Откуда у тебя племянница? У тебя в жизни не было ни брата, ни сестры. И твои покойные родители тоже были единственными у своих родителей – мне ли не знать! – Старик оступился и, желая удержаться на ногах, неловким движением чуть не сбил с носа очки. Слуховой аппарат, плотно забитый в ухо, не пострадал совершенно.

«Вот, выскочил на мою голову! И откуда только в таком тщедушном теле берется такая настырность», с раздражением подумал Капустин, никогда не питавший особенно теплых чувств к тестю, «ведь не отстанет, пока все не выспросит».

Пришлось пересказать разговор, разумеется, бесстрастно, разве можно надеяться на то, что тесть обрадуется такому исключительному шансу и поддержит его планы? Мы же такие честные да принципиальные… Этот борец за справедливость даже собственной внучке не позволяет пользоваться шпаргалками, угрожая донести всю правду до учителя! И ведь донесет!

– Зачем ты так поступаешь, Борис? Как можно так морочить человеку голову?

Щуплый узкоплечий старичок по-петушиному наскакивал на грузного Капустина, с трудом пробиравшегося к вешалке. Надо было успеть в поликлинику: Швейцария Швейцарией, а кто за него бюллетень оформит?

– Ой, ну зачем так нервничать, Семен Львович, – попытался успокоить разбушевавшегося тестя, – мы еще все обсудим, поговорим, обдумаем, а сейчас дайте мне выйти, я же дверь не могу открыть!

Силой усадив старика у входа, он выскочил из квартиры, на ходу застегивая добротный полушубок. «Уф, еле вырвался, так и в самом деле температура поднимется». Борис Анатольевич вытер вспотевший лоб, отдышался, но лифта дожидаться не стал. Держась за перила, он быстро засеменил вниз по лестнице.

В одном Капустин был, безусловно, прав: Семен Львович никогда бы не поддержал ни обман своего зятя, ни его намерение извлечь выгоду из такой деликатной ситуации. Прожить столько лет под одной крышей и не знать крайне беспринципную натуру родного зятя? Нет, для него совершенно очевидны сомнительные намерения Бориса Анатольевича. Разве может он потакать человеку, который уверен, что умение надуть кого-либо служит доказательством ума? Он в жизни не мирился с подобной несправедливостью! Семен Львович едва не поскользнулся, в негодовании притопнув ногой, обутой в не подшитый старый валенок. Не уважать свою кровь, приписать себе чужое родство, сознательно обмануть невинного человека, да еще и втянуть в эту недостойную интригу самого Семена Львовича!

– Да будь я трижды проклят, – с почти религиозным чувством произнес пенсионер, искренне считавший себя несгибаемым атеистом, – если промолчу! Действовать следовало незамедлительно, и старик решил поступить так, как ему диктовала собственная совесть.

На гобеленовой поверхности банкетки белела слетевшая с телефонного столика бумажка с номером телефона. На всякий случай Семен Львович проверил слуховой аппарат, горестно вздохнул, откашлялся и, подняв трубку, набрал незнакомый московский номер…

* * *

Ольга отказывалась понимать услышанное. Ей казалось, что возникла какая-то невообразимая путаница, Может, просто ошиблись номером, и сейчас с ней разговаривает случайный собеседник, не имеющий никакого отношения к семье Капустиных. Ведь всего час назад она говорила с тем, кто назвался ее родственником, двоюродным дядей, которого она так долго и мучительно искала.

Она прилетела, чтобы встретиться с ним, с его – со своей! –семьей, и хотя неясные сомнения копошились где-то на задворках памяти, ей так хотелось верить, что она наконец нашла своих родных и что Борис Анатольевич Капустин из далекого сибирского города, с которым она, волнуясь, стараясь найти правильные слова только что так долго говорила по телефону, и есть тот самый долгожданный родственник, мыслью о встрече с которым она жила все это время! Ведь он подтвердил все, что она ему рассказала – и про брата геолога, и про приехавшую, несмотря на все официальные запреты, к нему в Завир жену с маленькой Ольгой, и про страшное землетрясение, в котором погибли ее родители, а она чудом спаслась.