Обретению родственницы он обрадовался не меньше, чем сама Ольга, в его голосе звучало ликование. Он готов был сам вылететь в Москву или даже в Женеву, чтобы встретиться с нею! А теперь звонит человек, который называет себя его тестем и говорит такие чудовищные вещи! Хотя – подожди, подожди, пытаясь сосредоточиться, Ольга потерла ладонью лоб – ведь сибирский Капустин действительно не рассказал ей ничего о ее родителях! Это она, от волнения совершенно потеряв способность мыслить логически, сама рассказала ему обстоятельства гибели родителей, а он лишь подтверждал услышанное, переспрашивая для верности. Почему он так охотно поверил ей? Неужели ее обманывают?

– Простите, пожалуйста, – собрав все свое хладнокровие, медленно проговорила Ольга, – могу я попросить вас положить трубку, чтобы я смогла перезвонить вам?..

Словно не слыша назойливые короткие гудки, закрыв глаза, она неподвижно стояла у окна Катиной столовой, за которым раскинулся огромный беспокойный город, не похожий ни на один другой город на свете. В плотно прикрытую дверь комнаты постучали и в проеме показалась голова Кати.

– Можно войти?

Ольга кивнула, не поворачиваясь.

– Что, что случилось? Ты опять Капустину звонила? Что он тебе сказал?

Не получив ответа, Катя развернула окаменевшую Ольгу, прижала к себе, откинула закрывшую ее лицо русую прядь. Взгляд Ольги был полон такого отчаяния, что у Кати защемило сердце.

– Ну что ты, милая, нельзя так, не отчаивайся, все образуется, все будет хорошо – бормотала она скороговоркой, поглаживая подругу по голове, поправляя завернувшийся воротничок байкового халата, который одолжили оставшейся на ночлег гостье, – я тебе сейчас водички принесу.

Она подвела Ольгу к дивану, села рядом, отодвинув аккуратно сложенное постельное белье. Заставив себя сделать глоток, Ольга поставила голубую фаянсовую кружку на пол.

– Катя, послушай, что он говорит, – от волнения Ольга никак не могла вызвать из памяти номер, экран дергался, словно играл с ней в салки, не позволяя до себя дотронуться.

– Кто он? Капустин?

– Да, но этот не тот Капустин, который должен быть мой дядя. Он совсем не родной, он отец его жены, – в речи Ольги появилось что-то деревянное, вроде бы правильное грамматически, но сказанное как-то не по-русски – и этот человек утверждает, что его beau-fils («зять» – подсказала Катя), да, да спасибо, его зять не может быть дядей мне!

– Давай перезванивай, – твердо сказала Катя, – выслушаем дядечку и во всем разберемся.

Она села на диван рядом с Ольгой, задела ногой отставленную кружку. Глухо стукнув о паркет, кружка перевернулась, растекшаяся вода устремилась под диван. Но Катя не обратила на это внимания – ей было не до лужи на полу. «Неужели старик прав? Говорит убедительно, да и какой смысл ему врать? А если просто нелюбимого зятя гнобит? Что же Оле посоветовать, что сделать, чтобы докопаться до правды?»

Катю обуревали весьма противоречивые чувства. С одной стороны, она по жизни привыкла брать на себя ответственность и была готова самым решительным и активным образом броситься на помощь своей подруге – а как же иначе? У человека проблемы, она ее гостья, живет у нее дома, да и как не крути иностранка все-таки. Но с другой стороны… Жизненный опыт Кати, немало настрадавшейся от безапелляционной правоты собственной матери («мама лучше знает» – любила повторять Софья Дмитриевна, для которой все жизненные неудачи ее неразумной дочери являлись прямым результатом отказа следовать материнским советам) научил ее воздерживаться от настойчивых советов. Разве правильно навязывать свое мнение, давить на человека и подталкивать к принятию того или иного решения? Да она и сама не знала, как лучше поступить. Словом, выслушаем, разберемся, и Ольга сама решит, как ей поступить.

Но как, как поступить? До ломоты в висках не хотелось верить услышанному, но интуитивно Ольга (да и Катя тоже) чувствовала, что этот незнакомый человек говорит правду. Перезвонив, она включила громкую связь, и теперь смотрела на телефон как в зеркало – держа его прямо перед собой, пристально вглядываясь в экран, словно ожидая письменного подтверждения тем сведениям, которыми делился с ней обладатель старческого фальцета с такими забавными распевными интонациями.

– Как случилось, что поменяли фамилию? Ой, это совсем другая история, очень длинная и совсем печальная – зачем она вам? Были другие времена, и суровые обстоятельства вынуждали людей делать разные вещи, чтобы выжить и не пострадать. Фамилия могла принести неприятности, поэтому люди брали другие фамилии, которые, скажем так, лучше, привычнее звучали. Так мой зять выбрал себе красивую фамилию Капустин. Его родители, да и он сам в детстве, Капустиными не были…

Вспомнив пережитое, Семен Львович протяжно вздохнул и прикрыл глаза. Не он ли сразу сказал Лилечке, когда она привела этого парня в дом, что он ей не пара, что он совсем не то, за кого он себя выдает? Впрочем, Семен Львович тут же отругал себя за эту слабость. Разве он выводит на чистую воду своего зятя-махинатора для того, чтобы вспомнить прошлое? Ни в коем разе! Зачем ворошить то, что уже нельзя исправить? Он просто исполняет свой гражданский долг и не позволяет свершиться несправедливости, помогает человеку не наделать ошибок в будущем.

– Поверьте, милая девушка, что я искренне желаю вам добра. Послушайте старого, много пережившего человека – не приезжайте! Борис вам не родственник, хотя по некоторым причинам будет водить вас за нос. По каким причинам? Не хочу говорить лишнего, но вы наверняка понимаете, что это причины материального характера. —Прижав к уху телефон, тесть Бориса Анатольевича развел руками, глубоко вздохнул и проникновенно продолжил

– Милая девушка, поберегите вы свои нервы! Хоть теперь вроде бы доказано, что нервные клетки восстанавливаются, я лично придерживаюсь другой точки зрения. Ой, сколько во мне шрамов ото всех этих переживаний – не перечислить! И что, они укрепили мое здоровье или хотя бы не навредили ему? Все с точностью наоборот . – Внутренний голос вновь заставил Семена Львовича затормозить воспоминания и перестать отвлекаться.

– Простите, но почему Ольга должна вам верить? – не выдержав, вмешалась в разговор Катя. – Она ведь не знает вас точно также, как не знает и вашего зятя.

– А вы, наверное, подруга? Хочу верить, что вы местная, не из Швейцарии и поэтому прекрасно понимаете, почему мой зять так себя ведет. Выгоду, не сильно маленькую выгоду видит он для себя! Что непонятно, что тут объяснять? Деточка, вам же не пятнадцать лет! – в трубке послышалось легкое сопение, за которым последовал прерывистый вздох. «Ах, молодежь, молодежь… Не понимает очевидного… Приходится подсказывать…».

– Так вот, если вы дружите серьезно, а не только из-за Швейцарии, отговорите Ольгу от этой поездки, – безапелляционно заявил старик. Сомнения в собственной правоте посещали Семена Львовича крайне редко, но сейчас он был прав, как никогда.

– И я вам скажу, что надо сделать! Вы позвоните ему и задайте всего один вопрос. Спросите, не менял ли он или его родители фамилию. Всего один вопрос – и сами поймете, даже почувствуете, говорит ли он правду. Я бы тоже хотел это услышать, – с печалью в голосе подытожил Семен Львович.