его потертая и рубленная, как у «ТТ» рукоятка так и осталась торчать за ремнем широких штанов.

Уперев в молодого тяжелый взгляд, Барон неумолимо приближался. Когда же замахнулся для удара, Петруха с жутким гортанным криком запрыгнул на облупленный подоконник. Сорвав висевшее на гвоздях одеяло и двинув коленом по стеклу, он вылез на металлический отлив.

От неожиданности и звона полетевшего вниз стекла Барон остановился: «Неужто сиганет?!»

Вцепившись в раму, мальчишка балансировал на краю, однако в последний момент, видать, оценил высоту и испугался еще сильнее. Расстояние от земли до третьего этажа было внушительным.

Малец разжал правую ладонь и завис над пустотой, держась одной левой. Он решился. До прыжка оставалась секунда.

«Не поспеть, ядрена рать! Сейчас сиганет, – заскрипел зубами Барон. – И ежели приземлится на ноги – уцелеет. А уцелеет, значит, уйдет!..»

Нет, он не мог этого допустить! Перехватив нож за лезвие, главарь прицелился и с силой метнул его в жертву. Сверкнув сталью, нож вонзился в левый бок Петрухи.

Парень приглушенно вскрикнул, разжал пальцы и сорвался вниз.

* * *

Выглянув в окно, Паша довольно хмыкнул – Петруха распластался на асфальте лицом вниз. Одна рука была откинута в сторону, другую он неловко поджал под себя; вокруг головы чернела растекающаяся лужа. В метре валялся старый браунинг.

– Готов, – смачно харкнул вниз Барон и снова достал золотые часы.

Времени до встречи с взломщиком Фомой оставалось в обрез. А ему еще предстояло затащить в подвал тело Петрухи. Негоже нервировать гостя видом убиенного подельника, ведь медвежатника предстояло вести в квартиру через двор.

Он вознамерился рвануть в подъезд и спуститься вниз, да вдруг замер. Острый слух уловил звук тарахтящих моторов.

«Что за черт?» – подумал он, возвращаясь к окну.

По Безбожному переулку и в мирное время автомобили ездили три раза в месяц, а уж как началась война, так местные жители и думать про машины забыли. К середине октября трамваи и те перестали грохотать. А тут…

В переулке со стороны Мещанской показались грузовики и мотоциклы с вооруженными милиционерами. В груди похолодело. Барон встал сбоку от оконного проема и стал следить за колонной, в душе надеясь, что пронесет. Мало ли, куда едут? Дел у них в неспокойные времена – по горло.

Но чуда не случилось. Колонна остановилась в сотне метров, из грузовиков посыпались бойцы с винтовками. Офицеры выкрикивали команды, формировали небольшие отряды и отправляли их в разные стороны.

«Облава, едрена рать! – побледнел Барон и заметался по квартире. Поначалу хотел бежать через соседние дворы, да запнулся о лежащий посреди комнаты сейф. – Сейф! Как же быть с сейфом?! Ведь обнаружат, паскуды, и завертится-закрутится карусель…»

За несколько секунд он перевернул в комнате буквально все, забросав стальной сейф мебелью, тряпьем и разным мусором. У двери, перед тем, как исчезнуть, оглянулся, оценивая картину.

Со стороны это выглядело кучей ненужного хлама, который хозяева бросили в квартире, чтобы не тащить на новое место. Разобранная железная кровать, сломанный диван, обшарпанный кухонный стол, несколько табуретов и стульев, этажерка без одной ноги, рваное покрывало, грязное одеяло… Ничего не напоминало о том, что минуту назад в этой комнате было какое-то подобие житейского уюта.

Сплюнув на валявшееся под ногами тряпье, Паша протиснулся в приоткрытую дверь и побежал по ступенькам вниз…

Глава десятая

Москва, Народный комиссариат пищевой промышленности СССР; август 1945 года

– Вы по какому вопросу? – От взгляда незнакомого красавчика секретарша, незамужняя Инесса, буквально расплавилась.

– По сугубо личному. – Он обжег ее обольстительной улыбкой.

Минуту назад Инесса была непорочной монахиней на защите неприступных крепостных стен монастыря. Но как только в дверях приемной возник Аристархов, черти подхватили ее под руки и от непорочности с неприступностью остался один тлен.

– Присаживайтесь и обождите. Как о вас доложить?

– Аристархов Сергей Сергеевич.

– Через полчаса доложу. Сейчас он занят. – Секретарша залилась краской. – Чаю хотите? У нас хороший – индийский.

– Очень люблю индийский чай и с удовольствием выпью с вами по чашечке. Но в следующий раз. Мой визит согласован, и он… – Сергей кивнул на обитую черным дерматином дверь, – ждет меня ровно в двенадцать часов.

«Ровно в двенадцать? Странно. Почему же я об этом ничего не знаю?..»

Однако брошенная невзначай фраза подвигла Инессу к срочному действию, поскольку стрелки часов как раз сходились на двенадцати. И если молодой красавчик не обманывает (до чего ж не хочется, чтобы обманывал!), то может случится нагоняй.

Резво поднявшись со стула, она неприметным движением оправила однотонное темное платье из плотного шелка и шелестящей походкой двинулась в кабинет к шефу.

Аристархов оценил ее крупноватую фигуру, скользнул взором по раздавшимся бедрам, по тяжеловатым ягодицам, по лодыжкам в дорогих чулках; приметил и косо стоптанный правый каблук. И привередливо скривил тонкие губы: «Нет, не мой вариант…» Он любил женщин моложе, изящнее, грациознее. Такой Инесса, вероятно, была лет десять назад. Теперь же пускай по ней вздыхают шестидесятилетние старцы. Такие, как ее шеф, обитавший за дверью, обитой черным дерматином.

Инесса вернулась из кабинета на удивление быстро.

– Вас ждут. Проходите. – Она оставила приоткрытой высокую дверь с табличкой «Мирзаян Анастас Александрович».

Подхватив тонкий портфель, Сергей одарил секретаршу ослепительной улыбкой и перешагнул порог кабинета…

* * *

«Толстый боров» сидел за огромным начальственным столом и, вооружившись увеличительным стеклом, знакомился с доставленными Аристарховым фотографиями. Сам детектив на время ознакомления решил не висеть над душой и, испросив разрешения, отошел покурить к дальнему окну. Дело выходило весьма деликатное, приходилось блюсти негласные нормы.

Мирзаян занимал ответственный пост в Народном комиссариате пищевой промышленности СССР, и кабинет его в полной мере соответствовал высокому положению. Здесь присутствовал весь традиционный номенклатурный набор: мебель из дорогих пород дерева в виде необъятного письменного стола, стульев, кресел, шкафов и секретера; тяжелые и плотные портьеры на окнах; высокие напольные часы с боем; бордовые ковровые дорожки; полдюжины телефонных аппаратов; настольная лампа под «малахитовым» абажуром; шикарный письменный прибор с ручками, календарем и пепельницей. И, конечно же, висящие по стенам большие портреты Сталина, Берии, Зотова[44].

Выпуская дым в приоткрытое окно, Аристархов не без наслаждения следил за реакцией Мирзаяна. По мере изучения фотоснимков лицо «борова» пошло пунцовыми пятнами, пухлые пальцы заметно задрожали. Уже несколько раз он промокал платком вспотевшие шею и лоб, при этом что-то отрывисто бормотал и откашливался.

Глубокое потрясение или, применяя терминологию бокса, – нокдаун. Так характеризовал подобное состояние Аристархов. За полуторогодовалую практику частного детектива он повидал немало обманутых муженьков. Все они, прозрев, несколько первых минут пребывали в