Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шериф взглянул на газету.
— Если вы не возражаете, — тронул его за локотьТру, — я бы предпочел забрать ее. Теперь нам придется внести в неенекоторые изменения… хотя, конечно, я не буду теперь использовать передовицу втом виде, в котором она сейчас. Так что можете оставить газету у себя.
— Что-нибудь указывает на время, в которое былпроизведен роковой выстрел? — Шериф обернулся к Джентри.
— Стреляли, наверное, сразу после наступлениятемноты, — откликнулся Джентри. — В комнате горела масляная лампа, наней был абажур — так все осталось и сейчас. Я ни к чему не притрагивался.
— И в какое время вы попали сюда? — спросилДюриэа.
— Когда мы подъехали к дому, было, наверное, околосеми.
— И что вы обнаружили?
— Все осталось в том же виде, как мы нашли. Мы ни дочего не дотрагивались, если не считать того, что мне пришлось использоватьотмычку, чтобы попасть в дом, — что, кстати, было не так уж трудно.Дверной замок был самый простенький.
— Вы уже поняли, что что-то произошло, когда открывалидверь?
— Ну конечно. В окно ведь можно было заглянуть снаружи— вон в то, справа от двери. Через него можно увидеть почти всю комнату.
Джентри сунул руку в карман.
— Я вам покажу сейчас, что я нашел на крыльце. Правда,не знаю, значит ли это что-нибудь. — И он подал шерифу компактную пудру.
Дюриэа и шериф вдвоем рассматривали ее.
— Полноценное серебро, — удивленно заметилДюриэа. — И выгравированы инициалы “Е.Р.”… Где вы ее нашли, Джентри?
— Да прямо перед входной дверью. И выглядела она так,как если бы она выпала откуда-то: пудра вывалилась кусками, стекло разбилось…Как она пахла, эта пудра!
Шериф положил пудру в карман:
— В ближайшие семь лет у той девицы, которая потерялапудру, будет довольно много проблем. — И мрачно пошутил: — Не будь яшериф.
Дюриэа повернулся к Тру.
— А что вы с Сондерсом делали после того, как никто неоткрыл на ваш стук? Вы уехали или попытались все-таки как-то разузнать, кто тамв домике находился?
— Да нет, не то чтобы мы слонялись вокруг… Ну конечно,шериф, этот человек мог вполне и сам застрелиться. На это многое указывает.
Пит Лассен бросил искоса взгляд на Дюриэа:
— Ну, что скажете, Френк? По-моему, нам порапосмотреть, что там внутри.
Дюриэа кивнул. Тру задержал их:
— Мы с Сондерсом сразу же, как уехали отсюда,направились в Лос-Анджелес. Там нам удалось выяснить, что Прессмана не было вконторе весь день.
— И когда вы вернулись?
— Ну-у, по-моему, было около полуночи, когда мыподъехали к дому, а ты как считаешь, Хью?
— Да, по-моему, так.
— Решили сочинить новую статью?
— Да, мне удалось расспросить кое-кого в Лос-Анджелесе,и я был совершенно уверен, что на основе таких фактов статья у меня получитсябудь здоров… Конечно, я собирался написать ее в виде интервью с Хью, дать емувозможность высказать все свои претензии и обвинения. Я собирался написатьстатью так, как если бы газета занимала нейтральную позицию, отдавая должноекаждой из сторон. Но я планировал дать ей такие заголовки, которые сразу быпривлекли внимание читателей. И все это прямо на первой полосе… Да, это самыйбольшой шанс, который у меня был в жизни.
— А вы действительно взяли у Сондерса интервью илипросто все это написали от себя?
— Нет, он брал у меня интервью, — вмешалсяСондерс. — И поверьте мне, это было самое настоящее интервью: он задавалмне разные вопросы, печатал мои ответы на машинке, потом мы читали их вместе, азатем, наконец, я все это подписывал.
— Я был уверен, что эта статья вызовет настоящийскандал, и предпринял кое-что, чтобы обезопасить себя, — объяснилТру. — Естественно, я не собирался втягивать газету в какие-тонеприятности, если этого можно было избежать. А уж если бы так произошло и онподал на меня в суд, то я постарался бы доказать, что действовал из самыхлучших побуждений.
— В какое время вы ушли из редакции? — спросилДюриэа Сондерса.
— Я дождался, пока все не закончилось, потом мы вышлиоттуда вместе с Тру и пошли выпить по стаканчику на сон грядущий. А уж послеэтого я отправился спать.
— В какое время это было?
— Когда ты закончил готовить газету, Тру? —спросил его Сондерс.
— Было примерно три часа ночи.
— А вы, — Дюриэа повернулся к Джентри, — чтовы можете сказать?
— Да я уже все сказал. Я приехал сюда рано утром,постучал в дверь, не получил ответа и решил заглянуть в окно — надеюсь, вы ненайдете в этом ничего подозрительного, — и увидел на полу лежавшее тело,лампа горела по-прежнему, несмотря на то что рассвело час или два назад.
— Ну, — сказал шериф, — по-моему, нам поравойти в дом. А ты как думаешь, Френк?
Я все там вам покажу, — важно заявил Джентри.
— О’кей, и прошу вас, ребята, чтобы больше сюда никтоне входил, — предупредил всех шериф. — Нам там нужно все осмотреть.
Они поднялись на крыльцо. Остальная группа гуськомпотянулась за ними, а затем принялась заглядывать в окно, с интересом наблюдаяза ходом официального расследования.
Дюриэа так никогда и не смог приучить себя смотреть на телочеловека, погибшего насильственной смертью, с тем профессиональным,отстраненным равнодушием, которое, как обычно считают, является характернойособенностью официального представителя судебных органов.
Тело убитого мужчины распростерлось на полу, правая рукабыла откинута, ладонь сжата в кулак. Другая рука была неестественно вывернута,в ней еще был крепко зажат тяжелый длинноствольный револьвер. На столике рядомс трупом продолжала тускло гореть старая керосиновая лампа. Одна ее сторонавместе с колбой была сильно закопчена.
Внутреннее убранство домика представляло сильный контраст сего внешним видом. Обставленный простой, но добротной мебелью, он тем не менеевыглядел чистым и даже элегантным. На убитом были очень старый и грязныйкомбинезон, вылинявшая голубая рубашка, разбитые башмаки и старое пальто,которое давным-давно пора было выкинуть. Голова была повязана какой-то тряпкойв белую и красную клетку, которая, по всей видимости, обычно служила кухоннымполотенцем. Джентри аккуратно снял ее.
Дюриэа бросил быстрый взгляд на тело и, внутреннесодрогнувшись, отвернулся.
Шериф присел на корточки, чтобы осмотреть мертвеца.
— Довольно трудно будет установить его личность, —заявил он. — Верхняя часть головы практически снесена выстрелом. Что этоза револьвер, Джентри?