Грэмпс улегся на спину, слегка раскинул руки и закрыл глаза,но, и изображая из себя труп, он трещал без умолку, давая указания Дюриэа своимптичьим голосом.

— Нет, нет, ты недостаточно быстро действуешь, —сказал Грэмпс, увидев, что Френк колеблется. — Ты ведь испугался, спешишь,нервничаешь. Ну-ка, Милдред, изобрази-ка быстренько полицейскую машину, котораяостановилась у входа. Напугай его.

Милдред с трудом изобразил полицейскую сирену.

— Давай-ка, — Грэмпс снова повернулся кДюриэа, — пугайся же… А ты, Милдред, представь, что ты полицейский, иподнимись тяжелыми шагами на крыльцо.

Милдред тяжело затопала по полу. Улыбаясь, Дюриэа нагнулсянад Грэмпсом, разогнул скрюченные пальцы старика, вложил в ладонь рукояткуревольвера и сказал:

— Все в порядке.

Милдред, изображая голос шерифа, рявкнула как можнооглушительнее, обращаясь к мужу:

— Эй, ты! Что ты здесь делаешь?

Робким, дрожащим голосом Дюриэа начал оправдываться:

— Честно, сержант, я не делал этого. Я к этому не имеюни малейшего отношения. Я вошел сюда только пару минут назад и нашел этогочеловека лежавшим на полу как раз в этой позе, как вы его видите сейчас.Бедняга! Должно быть, туго ему пришлось, вот и наложил на себя руки.

— Это вы так говорите, — сказала Милдред,рассматривая лежавшее почти у нее под ногами тело Грэмпса. — А вдруг высами его пристрелили, а потом просто вложили револьвер ему в руку?

— Нет, нет, — возразил Дюриэа с жаром. — Онпокончил с собой, разве не видите, сержант? Он просто внезапно осозналбессмысленность и порочность своей жизни, подумал, сколько людей из-за негопотеряли сон, и решил уйти из жизни.

— Угости-ка меня сигаретой, — попросила Милдред.Дюриэа протянул ей портсигар.

— Какая печальная история, — Милдред уже не моглавыйти из своей роли. — Но вот что странно: как только на моем пути попадаетсятруп, я тут же слышу ту же самую песню. Почему бы вам, ребятки, не придуматьчто-нибудь новенькое?

— Да правда это, сержант, чистая правда, вот не сойтимне с этого места.

— Да-да, конечно, — саркастически поддакнулаМилдред. — Честно говоря, не нравится мне твоя физиономия. Ты, наверное, иродной жене можешь глотку перерезать. Клянусь…

Внезапно Грэмпс резко встал.

— Хреновый из тебя полицейский, — сказал онМилдред.

— Замолчи, — оскорбилась она. — Я как разсобиралась вывести его на чистую воду.

— Вас одурачили, — заявил Грэмпс. — Вас обоиходурачили. Разве вы не видите, что он сделал?

— Конечно, он ведь убил тебя, — ответила Милдред.

— Да, правильно, — согласился Грэмпс, — изатем наклонился надо мной, чтобы вложить револьвер мне в руку и сделать так,чтобы это выглядело как самоубийство. А он что сделал? Вы что, не поняли? Выразве не поняли, что это полная бессмыслица?

— Вы о чем? — удивился Дюриэа.

— Да ведь ты вложил мне револьвер в левую руку. —И Грэмпс радостно улыбнулся.

Дюриэа неуверенно оглянулся:

— Да нет, не может быть. Я…

— Да, именно это ты сделал, — сказалГрэмпс, — и так же ты бы поступил и в другой раз. Ведь человек перед тобойлежал на спине, и ты видел его, как свое отражение в зеркале. А мы все привыкливидеть себя в зеркале и когда бреемся, и когда причесываемся, и когдапоправляем галстук, и человек, которого мы видим в зеркале, всегда левша… Яимею в виду, что когда мы видим в зеркале, как поднимаем руку, это совсем не тарука… Вот так все и произошло. Ты нервничал и торопился, и когда вкладывалревольвер в руку человека, лежавшего на полу навзничь, то смотрел на негосверху вниз, и поэтому в девяти случаях из десяти ты вложил бы оружие в еголевую руку.

Дюриэа задумался.

— Это интересная мысль, — наконец признал он.

— Интересная! — воскликнул Грэмпс. — Чертменя побери, если это не гениальная мысль! Это же совершенно определеннодоказывает, что тот парень был убит. У него же револьвер был в левой руке. Еготуда вложил убийца.

— Ну, в любом случае мы бы тоже в конце концов понялиэто, — заявил Дюриэа.

— Хорошо, если так, — ответил Грэмпс. — А ябоялся, что вы вцепитесь в эту версию о самоубийстве… Но я до сих пор еще неуверен, что вы поняли, в чем тут дело.

— Ну хорошо, расскажите же мне, в чем тут дело, —попросил Дюриэа. — А потом я хочу отдохнуть и спокойно покурить.

— А все дело в том, — пояснил Грэмпс, — чточеловек поступит так необдуманно только в том случае, если он безумно напуган инервничает… Я сделал все для того, чтобы ты начал спешить. Ты-то, конечно, небыл испуган, но, играя эту сцену с Милдред в роли полицейского, ты невольнозаторопился и вследствие этого совершил ту же ошибку, что и убийца.

— Ну хорошо, — задумчиво сказал Дюриэа, бросиввзгляд на жену. — Пусть в данном случае я двигался и быстрее, чем обычно.Так что с того?

— Неужели ты не понял? — изумился Грэмпс. —Если ты бы не так торопился, то непременно заметил бы ошибку и переложил быревольвер в правую руку. Мы сейчас, конечно, просто сыграли, как в театре, этусцену, но нам удалось заставить тебя спешить.

— Пожалуйста, продолжай, дедушка, — воскликнулаМилдред. — Расскажи все сейчас, а то потом мне придется уйти, чтобыприготовить коктейли и подать ужин.

Грэмпс не заставил себя просить.

— Человек, убивший Прессмана, страшно спешил. Вероятно,произошло что-то, напугавшее его. И к этому моменту он еще не успел сделатьвсе, что хотел. А ведь убийство было действительно подготовлено. И вдруг, когдаон уже почти закончил создавать ту мизансцену самоубийства, которую готовил длянас, произошло нечто неожиданное и неприятное для него.

Дюриэа поудобнее уселся в кресле и, потянувшись за трубкой,сказал:

— Могу побиться об заклад, что вы раскопали что-то еще,Грэмпс.

— Черт возьми, ты угадал, — воскликнулГрэмпс. — Я действительно обнаружил кое-что еще.

— И что же?

— Я могу почти точно указать время, когда былосовершено убийство.

— Это очень интересно, — сказал Дюриэа и добавил:— конечно, если вы действительно это можете сделать.

— В комнате, где было совершенно убийство, я обнаружилсвоего рода часы, — объявил Грэмпс.

— Что вы имеете в виду?

— Горевшую в комнате масляную лампу!

— А она-то какое отношение имеет ко всему этому? Грэмпсраздулся от гордости.

— Я там рассмотрел кое-что, пока заглядывал в окошко.Не знаю, сынок, заметил ли ты меня, но лично я постарался заметить как можнобольше. Пока ты был в доме, я походил вокруг него и заглянул во все окна… Ну атеперь, сынок, я тебе кое-что расскажу. Человек, который поселился в этомдомике, хотел, чтобы его принимали за старого отшельника, на тот случай, есликто-то придет к нему, но на самом деле он был точен и аккуратен, как хорошоотлаженный механизм.