– Как тебя звать? – Фауст сел на кровати. – Ну, если серьёзно?

Девушка чуть смутилась.

– Я София. Можно Софа или Софочка, как будет угодно.

– Хорошо, София, – юноша медленно выдохнул. Тарелки с похлёбкой, в которой виднелась и крупа, и кусок куриного крыла, и какая-то зелёная травка, наконец-то начали его успокаивать. – Ты уж прости, если резко говорил. Очень устал. А теперь ступай обратно, и, будь добра, проследи, чтоб тот караульный и правда обо мне доложил, чтобы ни для кого моё появление не стало неприятным сюрпризом.

Девица поклонилась и поднялась наверх. Похлёбка была вполне пристойная, но в ней тоже, как и в том пироге, были какие-то странные, незнакомые Фаусту горьковатые приправы. После первой тарелки у него ушло раздражение, а после второй он внезапно подумал, что, в принципе, вполне доволен жизнью. Блины он завернул в выдранный из дневника лист бумаги и сложил в опустевший холщовый мешок: кто знает, когда ему придётся покинуть это место, и будет ли возможность купить ещё еды в дорогу. А ставленный год назад мёд оказался очень сладким, почти не хмельным, с привкусом перца и можжевелового дерева. После первой же бутылки в тело вернулась уютная, тёплая слабость. Сунув оставшиеся в тот же мешок, Фауст устроился на скомканной перине и натянул на ноги одеяло, сложенное на кровати.

***

– Я уж думал, ты до самого вечера тут проспишь.

Парень потёр глаза. Проснулся он чуть раньше, и незваный гость это, по видимому, заметил. На стуле у самой лестницы сидел тот самый караульный, который его провёл в деревню.

– Я ж просил Софию не пускать никого… – пробормотал Фауст вместо приветствия.

– Доложил я о тебе старосте, – вздохнул караульный, – не был он тебе рад, пока я не наплёл, будто тебя позвал жених. Так что, уж извиняй, но придётся тебе исполнить роль гостя почётного.

Мастер сел на кровати, свесив ноги на пол. Только сейчас он сообразил, что надо было на сон хоть платье своё снять. Интересно, Софочка согласна будет постирать одежду?

– А что ж в этом плохого? – наконец спросил он. – Я еду на ярмарку в столицу, показываю фокусы и знаю игры. Мне на любой свадьбе будут рады.

Лицо старика просветлело.

– Так вот, значится, зачем! Хорошо, очень хорошо. Покажешь, стало быть, свои игры. И подарок молодым подготовь обязательно, чтоб пропустили за стол. Уж постарайся, – он помрачнел, – не забыть. Если за стол не подойдёшь вечером, то и тебя из деревни выкинут, и мне розгами всыплют за враньё старшему. А ты ж тут, похоже, до завтра хочешь переждать, раз комнату взял?

– Вроде как, – Фауст развёл руками, – да и на дольше останусь, если мне тут рады будут. Времени до ярмарки ещё много, – он улыбнулся. – Где, говоришь, стол накрывать будут?

– А вот через три двора управа стоит, – караульный махнул рукой куда-то в сторону, – найдёшь. Время пока есть, отдыхай. Ну и подготовиться не забудь, чтоб подозрений не вызвать, – он тяжело поднялся со стула, чуть покряхтев, и направился к лестнице.

– Стой, – позвал его Фауст, – стой. Почему ты так уверен, что я выполню твою просьбу? И что на свадьбе я ничего не испорчу?

Старик развернулся. По его лицу было понятно, что мастер задал совершенно глупый вопрос.

– У тебя при себе печать очень уважаемой семьи, – он пожал плечами. – У нечестных людей ей откуда взяться? Если тебе доверился голова Осочьей, то почему мы не должны? – с этими словами он отвернулся и пошёл вверх по лестнице.

– Удивительно, – пробормотал Фауст, – удивительно. Надобно будет записать об этом.

Софочка снова спустилась в комнату с очередной тарелкой супа. Видимо, стоимость обеда по сравнению с лишними десятью медяками была настолько плёвая, что ей совершенно не было жаль сготовленной еды. На вопрос об одежде она отказала категорически, но зато шёпотом подсказала, где можно постираться самому. Впрочем, Фаусту с этим знанием всё равно нечего было делать: к подобной работе он приучен не был, и процесс представлял себе весьма смутно. Так что он просто переоделся в парадное платье зелёного шёлка и принялся отсчитывать деньги, которые был готов потратить на обязательный подарок. Знать бы ещё, что за люди брачуются! Голова, должно быть, богат, раз даже приезжим гостям оплатил жильё, а не постелил у себя. Эх, не ушёл бы тот караульный, можно было б у него спросить. В тоске Фауст продолжил копаться в свёртках, и нащупал коробочку от деда с муравьями. А ведь это неплохой вариант!

– Мне-то оно зачем, – бормотал парень, разглядывая бусины внутри. Камни были не драгоценными, но явно недешёвыми. – Только если матушке отдать. Или Корнелии, – почувствовав на мгновение, что он совсем не прочь был бы подарить эту брошь Феликсу, Фауст чуть смутился и закрыл коробочку. Кажется, это достойный подарок невесте – тем более от человека, которого она увидит в первый раз в жизни. И, верно, в последний.

Улочки в деревне после сна и обеда казались на удивление уютными. Народ сновал в разные стороны, то и дело пробегала очередная девица с кипящими котелками в руках или с лентами и цветами для украшения лавок. Мужики на улицах были посвободнее и уже порядком навеселе. Фауст жадно вглядывался в происходящее вокруг, стараясь запомнить каждую деталь. Праздник напоминал те свадьбы, с которых ушли несколько дней назад они с Гнеем, но здешний размах явно был серьёзнее. Похоже, вся деревня гуляла: ни одного рабочего человека на улицах не было видно.

Управу он нашёл быстро. Здесь она тоже была высоким зданием белого известняка, с чистым просторным двориком, на котором уже был расставлен десяток длинных столов. Похоже, все жители деревни, кроме поваров и дворовых девок, собирались прийти на праздник. Народу во дворе пока было немного: до начала застолья было ещё долго. А на столе-то, на столе! Стояли и чугунки с супами, и каши, и те самые свежие булки, запах которых так привлёк Фауста за воротами, и даже по паре зажаренных поросят. А на небольшом столе, стоящем отдельно – верно, для молодых – был огромный пирог с вылепленными из теста лебедями.

– Эй, парниш, ты тоже гостем? – окликнул его какой-то дедок, сидящий