собиралась забывать случившееся. Поклялась, что отомстит за каждый синяк, за каждый шов. А еще за утраченную возможность родить. Да, ублюдок развлекся на полную катушку. И получил отдачу.

Дурочка Ясмина стала для Элис благословением божьим. Как ни крути, Османов ею дорожит. В совершенно извращённой форме, но все-таки… Элис подхватила сумочку и направилась к выходу. Нет, она не испытывала сожаления. Возможно, Ясмина поймет, что таким, как Османов, вообще запрещено размножаться. А пока пусть потреплет уроду нервы… Элис очень надеялась, что эта малышка сумеет сбежать.

— Вот ты где, — недовольно пробурчал Герман, когда она появилась в зале. — Сколько можно сидеть на толчке?

— Прости, милый.

И Элис улыбнулась. В который раз ей досталось полное дерьмо, а не джентльмен. Впрочем, для прикрытия сгодится. А вот тот, благодаря кому удалось попасть на прием, — он находился в тени. Они познакомились год назад, когда Элис решилась начать мстить. Практически сразу ей подвернулся обиженный конкурент, точивший зуб на «молодого и борзого» — Османов успел напакостить не только женщинам, но и в бизнесе отметиться. Элис занялась поиском той, кто готов поработать за хорошее вознаграждение. Марк — так он представился — взял на себя финансирование. Не сразу, но исполнительница нашлась. Да, девушка не первого сорта. Однако современная косметология творит чудеса. Наживку привели в товарный вид, под нее была создана фейковая контора, куплены медицинские справки — Марку это раз плюнуть. А потом, как говорится, дело техники. Обычно Османов заботился о защите, но некоторые болезни могут передаваться через слюну.

Было так же трудно, как и рискованно. И все же в этот раз удача оказалась на их стороне. И даже больше!

Болезнь — уже само по себе беспроигрышное доказательство измены, а потеря ребенка ставила на «понять и простить» жирный крест — Ясмина слишком норовиста для этого и наверняка устроит Османову сладкую жизнь.

Жаль только, нельзя будет за этим понаблюдать…

— Какие планы, котик? — улыбнулась своему спутнику, когда вышли на стоянку. — По домам или…

— Что за идиотские вопросы? — фыркнул, подталкивая к машине. — Отрабатывай, как положено.

Проклятье! Но внешне Элис осталась невозмутима.

— Как скажешь, милый.

Все хвосты подчищены, завтра она улетает, и Османов задолбается ее искать. Так что одну ночь она как-нибудь перетерпит. Не впервой.

Глава 9

Я не знаю, как дотянула до конца вечера. Улыбалась, что-то говорила, даже сделала несколько глотков сока… А в груди свивался клубок ядовитых змей. Они жалили без остановки, а уж когда мы с Османовым снова оказались в машине, то, клянусь, я едва сдержалась, чтобы не задушить ублюдка ремнем безопасности.

— Ты совсем ничего не ела, милая…

Тяжёлая ладонь Османова ложится на колено, и я дёргаюсь.

— Не трогай меня!

И сукин сын мрачнеет.

— Сбавь тон, Ясмина!

— За своим следи!

Сбрасываю его клешню, как мусор. Османов раздражённо выдыхает.

— Мы поговорим дома, — тянет угрожающе.

Это не сулит мне ничего хорошего. Как бы я ни хотела плюнуть в его лживую морду, но понимаю — сейчас он сильнее. И мое сопротивление сделает ситуацию только хуже.

Отворачиваюсь к окну. Мимо на бешенной скорости проносятся пейзажи ночного города, закручиваясь в тошнотворно-сияющую карусель. Меня знобит, но боюсь даже пошевелиться, потому что если ублюдок тронет меня еще раз, то загаженный рвотой салон ему обеспечен.

Но нет, Османов больше не лезет. Только напряжение между нами становится гуще.

Мне кажется, он понял… Почувствовал что-то не то и теперь совсем перекроет мне кислород. Хотя куда уж больше! Я даже представить не могу, как сбежать от охраны, еще и с ребенком… Которому надо все это объяснить!

В полном молчании мы доезжаем до дома.

Но стоит мне выйти из машины, как ублюдок настигает в несколько шагов и хватает за локоть.

— Куда-то спешишь, любимая? — шипит на ухо.

— Представь себе!

Дёргаюсь, но меня не пускают.

Османов тащит меня мимо охраны, а эти сволочи только глаза отводят.

— Мне больно! — трепыхаюсь что есть сил.

Напрасно! Османову плевать. Впихивает меня в гостиную и только потом ослабляет хватку.

— Даже не думай дёргаться, пока мы не поговорим, — цедит сквозь зубы.

Отступаю на несколько шагов. Разговаривать мне не хочется. Но и выбора нет.

— О чем говорить? — нападаю первая. — О твоей очередной подстилке, которая мне проходу весь вечер не давала⁈

Кажется, срабатывает. На лице Османова мелькает растерянность. Ждал, что буду отпираться и играть в молчанку? Ну нет. Это мой единственный шанс сохранить хотя бы немного свободы.

— Ты о чем? — хмурится, гипнотизируя меня тяжелым взглядом.

— Не услышал? В туалете меня караулила твоя подстилка, чтобы в красках рассказать, как хорошо вы проводили с ней время в Москве!

У Османова дёргается глаз. Он пока растерян, но, уверена, это ненадолго.

— Ты слушала чей-то бред?

— А почему бы мне его не слушать?

— Я говорил, что это было один раз, я ничего не соображал!

А я в который раз поражаюсь, насколько правдоподобно он умеет врать. Клянусь, если бы не доказательства, я действительно поверила бы мужу, а не потасканной бабенке. Да что там! Даже фото смогла бы в итоге принять за подделку. Но, к сожалению, все намного хуже.

— Мне плевать, что ты там говорил! Твоя пухлогубая лялька намерена тебя вернуть! И сказала, чтобы я не путалась у нее под ногами.

Османов с силой ерошит волосы.

— Это ложь, — говорит наконец. — Какая-то совершенно левая девка…

— Разбирайся с ней сам! — перебиваю нарочно. — Что насчёт документов? Ты обещал.

— Я обещал, что мы поговорим на эту тему.

Чего и следовало ожидать. Паспорта мне не видать, а разговоры о нем — всего лишь фарс. Как и моя семейная жизнь. Молча разворачиваюсь и иду к лестнице. Ужасно хочется в душ. Кажется, я вся покрыта липкой грязью.

Но Османов не собирается отступать так просто.

— Ясмина, стой.

— Пошел ты…

— Стой, я сказал!

— Шалавами своими командуй.

— Ясмина… — почти рычит.

Показываю средний палец. И пусть запихнёт себе его поглубже в глотку.

Но только я ставлю ногу на третью ступень, меня дёргают назад. От удара о стену громко вскрикиваю.

А Османов нависает сверху. Взбешённый настолько, что от одного взгляда в потемневшие до черноты глаза под коленями слабнет.

— Я смотрю, ты