class="p1">Она никогда не против угоститься сладким. Наступая себе на горло, давлю улыбку.

— Конечно, милая, ты можешь поесть, если хочешь. Но немного.

— Ула!

И малышка тянет меня к стоящим недалеко беседкам. Османов идет следом. Его взгляд жжёт спину, делает ноги слабыми.

Чувствую себя ничтожеством. Я даже не сумела придумать хоть сколько-нибудь толковую отговорку и теперь должна купаться в проникновенных взглядах и ласковом «Ясмина…»

Глубоко вдыхаю промозглый октябрьский воздух. Это какой-то извращённый душевный мазохизм! Арсен нарочно ведёт себя так, будто у нас чертов конфетно-букетный период.

Не наседает, но постоянно рядом, и сейчас вместо того, чтобы сесть напротив, устраивается сбоку.

— Ты не замерзла? — мурлычет будто невзначай. — Я захватил не только пирожные — в машине есть плед.

— А документы не захватил?

Щелчок попал точно в цель — на скулах Османова проступают желваки. Он злится, а я, как ненормальная, жду ругани. Ну давай же, покажи себя настоящего! Перестань играть в эту дурацкую заботу и начни давить!

Но через секунду муж мягко улыбается:

— Я захватил билеты в кино. На новый мультик…

Ляйсан счастливо хлопает в ладоши, а я глотаю кофе и стон. Каков гаденыш!

— … Помнишь, на первом свидании мы тоже их смотрели? — рокочет вкрадчиво.

По спине сыплет табун мурашек.

О да, я помню! И, хоть убей, не скажу название того мультфильма. Потому что весь сеанс только и думала что о нежных прикосновениях к запястью и обжигающе-горячей ладони, ползшей по бедру. А еще о бархатном шепоте на ушко.

Поэтому, когда зажегся свет, я боялась встать с кресла — думала, что там осталось мокрое пятно. И первый раз получила удовольствие в душе от собственных пальцев. А на следующем сеансе мы уже вовсю целовались…

— Ясмина, — доносится будто сквозь вату.

И меня снова передергивает, на этот раз от отвращения.

Воспоминания о прошлом отравлены настоящим. Окунаться в них все равно что в горное озеро, на дне которого жирным слоем лежит грязь.

Смотрю на Османова и понимаю, что провести с ним время в полутемном помещении — это слишком.

Но Ляйсан дёргает за руку. Она готова бежать в кинотеатр хоть сейчас, и мне приходится нацепить улыбку.

Лишь одно греет сердце: когда я усаживаю дочь между мной и мужем, отчётливо слышу шумный вздох — Османов недоволен. Ну ничего, потерпит! А потом я снова предложу развестись.

* * *

Арсен

На экране дёргаются какие-то коты, псины, люди… Хрен их разберёт. Не слежу за сюжетом. Как идиот, посматриваю в сторону жены, откровенно любуясь нежным профилем и соблазнительно-пухлыми губами.

Ясмина сидит в полутораметрах от меня, а кажется, что на другом конце Земного шара.

Выставила колючки, каждый день требует документы, и, видит Аллах, нервы уже на пределе.

Да сколько можно⁈ Мне что, наизнанку вывернуться, доказывая, что я действительно сожалею⁈ Каждый чертов вечер провожу дома, ворочаюсь в холодной постели, а весь мой досуг — быстро получить разрядку в душе, представляя вместо руки жену.

Какое-то гребанное извращение заниматься этим, когда рядом нормальная женщина. Которую, к тому же, я хочу до усрачки.

Но все равно терплю. Неделя — это слишком мало, жене нужно больше времени. Однако Ясмина не хочет мне в помогать. Корчит из себя недотрогу, смотрит как на дерьмо, но за презрительной гримасой я вижу растерянность. Знаю, что моя девочка ещё цепляется за прошлое, и как могу давлю на то, что измена была единичной.

Да, она привела к кошмарным последствиям, которые Ясмина не сразу забудет. Но, черт возьми, пора бы сдвинуться с мертвой точки!

Ляйсан, сидящая между нами, хихикает. Тянется к матери, чтобы сказать ей что-то, а меня прямо кроет.

Будь дочь больше привязана ко мне, насколько облегчилась бы задача! Я бы смог использовать ее на полную катушку, но вынужден подстраиваться под детские «хотелки». Это раздражает. Как никогда сильно я жалею, что первым получилась девочка, а не мальчик.

Ляйсан снова смеётся. Надо будет больше проводить с ней времени… Ясмина — хорошая мать и не оставить ребенка. Это поможет нам сблизиться. Мобильник вдруг вибрирует. Уже третий раз за час.

Мысленно ругаюсь. Сказал же — не беспокоить! Жена должна видеть, что я тут весь мехом наружу.

Но, глянув на экран, все-таки выхожу из зала. Чувствую пристальный взгляд Ясмины и с удовольствием отмечаю, что ей не безразлично. Ясмина показывает зубки, но злость лучше, чем равнодушие.

— Какого хрена⁈ — рычу, едва оказавшись в холле.

Но безопасника этим не напугать.

— Прошу прощения, Арсен Дамирович, нашли еще кое-что интересное по вашему вопросу. Когда можно к вам подойти?

Проклятье!

Готов сорваться и ехать прямо сейчас, но Ясмина… Нет, жена не поймет. И облажаться я не имею права. Так что…

— Через два часа, не раньше.

— Понял вас.

И отключается. А я медленно выдыхаю сквозь зубы. Ох, любимая… Надеюсь, ты оценишь мои усилия. Не хотелось бы прибегать к крайним мерам.

* * *

После посещения кинотеатра Османов куда-то сваливает. А охрана нежно берет меня в клещи и ведёт к машине.

Ох, как же я ненавижу этих здоровенных бугаев, которые теперь всегда рядом. Даже в долбанном детском центре они трутся поблизости, не выпуская нас с Ляйсан из вида ни на минуту.

И я совершенно не знаю, как ускользнуть от их внимания. Хотя бы один чертов час! Этого бы хватило на поиски информации, как сбежать. Ведь есть же какие-то кризисные центры для женщин. Но где? Как до них достучаться? И не получится ли так, что меня просто-напросто сдадут мужу, чтобы избежать проблем?

Как загнанное в клетку животное, выхаживаю из угла в угол. Делаю вид, что смотрю в окно. И не реагирую на настойчивые попытки родителей до меня дозвониться.

Потому что прекрасно знаю, о чем они будут говорить. И не желаю выслушивать этот бред.

— Мамоська! — доносится из гостиной. — Папа плиехал!

Сглатываю тугой комок.

Всю неделю Османов приходит не позже шести, превращая вечер в маленькую пытку. Наш дом большой, но я не нахожу места, где спрятаться. Под тем или иным предлогом, Османов крутится рядом. Но хуже всего — он взял в оборот дочь.

Смотрю в темные глаза Ляйсан и улыбаюсь через силу.

— Да, милая… приехал.

Но дочка все равно хмурится — чувствует мое недовольство. Я, конечно, постаралась объяснить, что взрослые иногда спорят, но мир в понимании пятилетнего ребенка прост. Поссорились? Значит, надо мириться. Папа