Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть позже захожу в комнату отдыха и вижу, как она кричит на нашу коллегу. «Ты просто ребенок! Ты повела себя как ребенок!» – говорит она коллеге, которая не голосовала.
Сестра Бена говорит, что на входе в дорогую гастрономическую лавку в ее городе висит вывеска: «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ГОВОРИТЕ О ПОЛИТИКЕ».
Вопрос: Как понять, что окружающие превращаются в фашистов?
Ответ: Историк Тимоти Снайдер подробно изучал общества, в которых установился фашистский режим. Вот что он писал в книге «О тирании»:
Смотрите людям в глаза и говорите на отвлеченные темы. Это не просто банальная вежливость. Так вы сможете сохранить контакт с окружением, разрушить социальные барьеры и понять, кому можно и кому нельзя доверять. В культуре доносительства очень важно знать психологические особенности людей из своего ближайшего окружения.
Моя история покупок в книжном магазине определенно должна заинтересовать правительственные службы. Много книг о правительстве Виши во Франции и французском сопротивлении и еще больше – намного больше, чем может заинтересовать обычного человека вроде меня, – о профессии шпиона и фашизме. К счастью, я также купила один роман Джин Рис и книжку для Илая «Как рисовать роботов». Это должно сбить правительство со следа.
За каждой катастрофой всегда следует период, когда люди пытаются понять: а было ли случившееся катастрофой? У психологов, специализирующихся на работе с жертвами катастроф, есть термин «перемалывание» – так называют поведение большинства людей, столкнувшихся с пугающей новой ситуацией.
Этим мы и занимаемся сейчас, говорит Сильвия.
* * *
«Вылечи все зубы», – говорит Бен. Он боится, что кто-то из нас или мы оба лишимся работы. Но я не люблю зубных врачей. Те никогда не говорят ничего хорошего. «Лиззи, прошу, – говорит Бен. – У тебя временная коронка уже несколько лет стоит».
* * *
Приходит женщина к зубному и говорит: «Доктор, мне кажется, я мотылек».
Доктор отвечает: «Вы не к тому врачу пришли. Вам нужен психиатр».
«Я уже была у психиатра», – говорит она.
«Тогда что вы тут делаете?» – спрашивает зубной врач.
«У вас свет горит».
* * *
Генри постоянно звонит, просит совета и уговаривает к нему зайти. А когда я прихожу, отдает мне ребенка, ложится на диван и смотрит в потолок. Весь день он ничего не делает, потом перед самым приходом Кэтрин начинает лихорадочно убираться. Она возвращается в семь вечера. Я не допытывалась, но, кажется, ему хуже, а не лучше. К счастью, Айрис – не проблемный ребенок. Это Генри готов в любой момент расплакаться, не она.
Бену тоже не лучше. Он делает потише, чтобы не слышать его голос, но иногда я все же слышу. Сегодня он вещает что-то про космос. Кажется, про Луну. Мол, нам снова надо туда полететь. Вчера я проснулась среди ночи. Собака залаяла, а может, мне просто приснилось. Только сегодня НАСА обнаружило семь новых планет размером с Землю. Вот так-то.
* * *
Небо сегодня тусклое, светло-серое и матовое, с редкими облаками. Да, да, сэр, конечно, я хочу. Я хочу услышать благую весть. Обязательно прочитаю вашу брошюру от корки до корки.
* * *
Бен изучает эмиграцию в Израиль. Я подумываю о Канаде.
– Проблема в том, что нужны предки по материнской линии, – говорит он. – И вам, ребята, придется принять иудаизм.
– Я не хочу жить в Израиле. Там еще хуже.
– Знаю, – отвечает Бен. – Ты права.
Представляю толпы людей, кричащих «Кровь и земля! Кровь и земля!».
– Но на всякий случай будем иметь в виду, – говорю я.
Теперь при виде соседей мой внутренний голос заговаривает голосом Иисуса. «Один из вас предаст меня!» Но кто? Неужели вы, миссис Ковински?
* * *
Надо сходить к зубному, сходить к зубному, сходить к зубному, твердит мой беспокойный ум. На занятиях медитацией опять мало народу. Утром Марго объясняла разницу между «парением» и «падением». С практикой учишься принимать чувство отсутствия твердой почвы под ногами и не испытывать экзистенциальный страх. Так же опытные парашютисты и астронавты любуются видом с высоты, хотя летят сквозь пространство с огромной скоростью.
Марго поделилась формулой страдания: страдание = боль + сопротивление.
* * *
Только я села в машину, мистер Джимми завел разговор. Я так устала, что почти его не слушаю, только киваю иногда. Он снова говорит, что таксистов нужно проверять. «Я всех своих ребят проверял. Когда у меня еще работали другие водители. Надо быть осторожнее». Я киваю – правильно, правильно. «А то, знаете, любой Мухаммед может устроиться в такси, начинить машину взрывчаткой и вперед…»
Подъезжаем к моему дому. Я роюсь в сумочке, мистер Джимми улыбается и говорит, чтобы я не спешила. В машине пахнет искусственной хвоей. «Немножко не хватает, простите», – говорю я. «Ничего», – отвечает он и великодушно машет рукой.
И я ухожу.
* * *
Раньше мы просто вешали объявления в библиотеке на любом месте, а теперь они все должны висеть в витрине под стеклом. У меня есть ключ от этой витрины, и когда кто-то хочет повесить объявление, он просит у меня этот ключ. Кто-то стал вешать агрессивные записки, и начальница ввела такое правило.
Есть теория, что в последнее время в мире стало больше ненависти. А кто-то говорит, что всегда было одинаково. Лоррейн согласна со второй теорией. Разница лишь