в том, что больше людей стали обращать внимание на агрессию, говорит она.

Кто-то сдал книгу «Цитаты отцов пустыни». Пролистываю ее за обедом.

Придет час, когда люди лишатся разума и, увидев человека с незамутненным разумом, нападут на него и скажут: «Ты не похож на нас; ты безумен».

* * *

Генри дважды стерилизует бутылочки. Пытаюсь объяснить, что это лишнее, но он наверняка следует каким-то строгим рекомендациям. Беру Айрис на руки и играю с ней, потом кладу в центр их огромной кровати и иду на кухню посмотреть, чем он занят. Он стерилизует металлические щипцы, которыми опускал бутылочки в кипящую воду. В квартире прохладно, но он весь вспотел.

«Может, тебе поспать? – предлагаю я. – Я за ней присмотрю». Он оборачивается. «А где она?» – спрашивает он. Отвечаю, что положила ее на кровать. Генри роняет щипцы и бежит в комнату. Айрис крепко спит на кровати. «Она могла бы упасть», – говорит он. «Генри, она даже на животик не умеет переворачиваться», – отвечаю я. У него трясутся руки. «Она могла бы удариться», – твердит он.

Укладываю его на диван, накрываю одеялом. Он полминуты возражает, затем засыпает. Недосып плохо на него действует. Недаром пленников в качестве пытки лишают сна. И все же все мои знакомые пытаются меньше спать. Бессонница стала почетным знаком отличия. Если у тебя бессонница, значит, ты чем-то озабочен. Тебе не все равно.

* * *

Вчера в школу Илая якобы подложили бомбу. Еще я слышала, что с одной женщины на Кони-Айленд-авеню сорвали хиджаб. Мамы из класса ОРЕЛ собираются у школы, чтобы обсудить ситуацию. «Для начала хватит называть наш район маленьким Пакистаном», – говорит одна.

На работе ищу статьи по психологии жертв катастроф, чтобы лучше помочь нашим посетителям, что ходят в последнее время как неприкаянные.

Большинство людей пребывают в состоянии легкого ступора и депрессии, собираются маленькими неустойчивыми группами, распространяют слухи о скором конце света.

Даже не знаю. У нас всегда так было.

* * *

На занятиях медитацией в последнее время так много народу, что я стала их пропускать. «Эта мантра точно тебе подходит?» – спрашивает Бен. Наверно, услышал, как я пела в дэше.

Разумных существ в мире не счесть. Даю обет спасти их всех.

Роюсь в ящике: пытаюсь найти трусы, которые были бы мне впору. Новые сушильные машины оказались слишком мощными. Все наши вещи сели, а я и не заметила. У всех рубашек Бена укоротились рукава, пуговицы еле застегиваются. Но он во всем винит себя. «Может, дело во мне, – говорит он. – Может, я просто растолстел?»

* * *

Когда я прихожу, Генри стоит на пороге в пальто с ключами в руке. Обнимаю его. «Ребенок спит, – говорит он. – Пойду в магазин». Я захожу посмотреть на малышку. Да, спит. Включаю компьютер. Они смотрели ролики о том, как обезопасить дом после рождения ребенка. Да ваш ребенок еще даже ползать не умеет!

Поверить не могу, что заехала к нему перед работой. Надо установить четкие границы – так все говорят. Мы сидим на кухне. Коварная Кэтрин слиняла в шесть утра – мол, ей надо подготовиться к совещанию.

«Тебе не кажется странным, что у таких, как мы, вообще есть семья?» – спрашивает Генри.

Вывожу Айрис гулять в коляске. Утро пасмурное, моросит дождь. Надеваю на коляску прозрачный дождевик. Будда рассказывал, как отец оберегал его от недружелюбной природной стихии:

Днем и ночью надо мной держали белый зонтик, чтобы ни холод, ни жара, ни пыль, ни грязь, ни роса не причинили мне неудобства.

(Вот до чего мы докатились, считаем росу неудобством!)

* * *

Дома меня ждет открытка от Сильвии. На ней изображено высокое тонкое дерево, окруженное проволочным забором. «Дерево чудес», – гласит подпись. Сильвия уехала на конференцию, посвященную Фукусиме. Я сказала, что поехать не смогу – надо сидеть с ребенком.

Не вздумай ехать в отпуск в Японию, если, конечно, тебе не нравится вести себя в соответствии со строжайшими правилами, видеть вокруг одни небоскребы и платить десять долларов за кофе в банке и пирожное со странным вкусом. Если все это тебе нравится, спеши сюда, моя дорогая, ведь здесь нельзя даже громко смеяться на людях – все будут смотреть на тебя как на ненормальную. Токио – ад на Земле.

Я снова еду к Генри и по дороге встречаюсь с Сильвией. Мы вместе обедаем. Рассказываю, что подумываю о покупке земли в более холодных краях. Если климат в Нью-Йорке изменится, как прогнозируют ученые, Илай и Айрис могут…

«Ты правда думаешь, что сможешь их защитить? В две тысячи сорок седьмом году?» – спрашивает Сильвия. Я смотрю на нее. Да, до этого самого момента я правда думала, что смогу их защитить. Она заказывает еще коктейль. «Тогда тебе надо очень-очень разбогатеть», – натянуто отвечает она.

* * *

Генри хочет мне кое в чем признаться. Мы долго нарезаем круги по кварталу, и наконец он признается. У него возникают всякие плохие мысли о малышке, он все время представляет что-то ужасное. Это нормально, отвечаю я. Я раньше всегда переживала, что Илай подавится виноградиной. «Нет, Лиззи, не такие мысли, – говорит он. – Не о том, что с ней что-то случится. Я боюсь, что сам что-то сделаю».

Позже думаю о людях, о которых пишут в газетах, когда их обнаруживает служба защиты животных. Они живут в обычных квартирах-студиях, каждый день ходят на работу, и соседи ничего не замечают. Но когда служба защиты животных вламывается к ним в квартиру, оказывается, что там живет аллигатор или удав. Смертоносное существо.

Часть четвертая

Еще только день, а небо уже все темное от дождя. Ждем экспресса на платформе. Рядом старик начинает надрывно