Тут у Волка пробежали по позвоночнику остренькие иголочкихолода. Должно быть, напряжение духа обострило его восприятие уже сверх всякихпределов, ибо он тоже со всей отчётливостью понял, что именно привёз с собойРигномер. Вернее – КОГО.

Между тем проворный конёк приблизился к самому Кругу,возчик-сегван натянул вожжи, и Ригномер легко вскочил на козлы, возносясь надлюбопытной толпой. Несмотря на круглое брюшко, нажитое в трактирных застольях,он оставался ловок и быстр.

– Ну что, добрые люди? – разлетелся над Следом егоголос, внятный и зычный, как у многих сегванов. – Думаете небось, БойцовыйПетух только и способен драть горло, кукарекая на заборе? Посмотрим теперь, ктоиз нас правду говорил, а кто брехал попусту!

Возчик тем временем обходил тележку кругом, отвязываяверёвки, удерживавшие ткань.

– Тащите сюда ваших куцехвостых, которых вы по ошибкеназываете волкодавами! – продолжал Ригномер. – Да покрепче держите,чтобы они с перепугу не разбежались! Ну-ка, смогут они что-нибудь сделать созверем, которого привёз вам я?

Возчик стащил тяжёлую мешковину. Кузов повозки, оказывается,представлял собой клетку, да не деревянную, а железную. А в клетке был волк.

Где раздобыл его Ригномер? На каком-нибудь из своихостровов, куда ещё не добрались ледяные великаны, размножившиеся на севере? Илина Берегу, возле края великих чащоб?.. Во всяком случае, пленник сегвана в самомделе мало напоминал поджарых и некрупных бродяг шо-ситайнских степей. Это былнастоящий лесной вожак, всё ещё облачённый в серовато-белую зимнюю шубу. Он небушевал, не бросался на прутья. Просто стоял, слегка наклонив крупную лобастуюголову. И обводил столпившихся людей и собак немигающим взглядом жёлтых, косопоставленных глаз. Всякому суждено рано или поздно встретить свой конец. И неважно, где и когда это произойдёт. Важно – КАК…

Но тут глаза волка встретились с глазами молодого венна,подошедшего вплотную к повозке, и уши зверя впервые дрогнули, а сам он дажеслегка подался вперёд. Брат?.. ощутил человек неуверенную, зыбкую мысль.Брат?..

– Эй, венн! – задорно проорал сверху Ригномер. Он,по обыкновению, постарался, чтобы слышали все. – А ты случаем не привёзсюда серого волкодава из тех, что разводят в ваших лесах?

Волку понадобилось усилие, чтобы отвести глаза от зверя,заключённого в клетку.

– В моём роду, – сказал он, – никогда недержали собак. На что нужны цепные рабы, когда с нами наши братья, вольныеЛесные Охотники?

– Ага!.. – обрадовался Ригномер. – А я изабыл, что вы, венны, все числите себя звериными родственниками. Ну и на коготы собираешься ставить, когда я сейчас выпущу своего красавца против вон тогокобеля, что важничает рядом с главным судьёй? Слышал я, будто ему всёпротивников не находится. Так ведь, господин Непререкаемый? Не побрезгует твойпёсик выйти на моего волка? Или он теперь уже только меховым ковриком при тебесостоит?

Между тем на Тхваргхела было достаточно посмотреть толькораз – и всякий, кто не знал, мог воочию убедиться, за что его прозвалиСаблезубом. Он не лаял, не щерился (ибо то и другое могло быть истолковано какпризнак слабости и испуга), просто стоял – молча и неподвижно, внешнесовершенно спокойно, но было видно, что, даже расслабленная, его верхняя губане вполне прикрывала клыки и они торчали из-под неё чуть желтоватыми, какслоновая кость, кончиками. Горе тому, кого угораздит изведать их остроту!

А потом Тхваргхел заговорил. Нет, не словами, конечно. Он поднялголову и издал низкий, далеко раскатившийся звук, удивительным образомсочетавший в себе рычание и вой. Короткая и грозная песня заставила мгновенноумолкнуть всех других псов, разгавкавшихся было на волка. Когда разговориваютвожаки, всякой мелочи лучше не вмешиваться. Целей будет.

Волк же, которого мать в детстве прозвала Пятнышком затёмную отметину посередине лба, – волк сразу распознал суровоепредостережение и то, что обращено оно было именно к нему. И повернулсянавстречу Тхваргхелу, отделённому от него прутьями клетки и считанными скачкамичерез Круг. В отличие от Ригномера, для Пятнышка была вполне очевиднасокрушительная мощь противника-пса, отнюдь не только годившегося гретьхозяйские ноги. Да, Саблезуб уже был немолод, но он по-прежнему ловил ядовитыхзмей, угрожавших внукам хозяина, и ни одна не успевала его укусить. И когда онвёл отары с летних пастбищ на зимние, одного звука его голоса, долетавшегоиздали, было достаточно, чтобы серые стаи, промышлявшие по степи, тихонькоисчезали с дороги.

Да, Тхваргхел никогда ещё не встречал таких крупных имогучих волков. Если доведётся сражаться с ним, этот бой может стать последним.Но Саблезуб не думал об этом. Он был просто готов – как был готов всегда, всюсвою жизнь…

Только Ригномер не понял намерений и поведения пса. То естьон, может, и понял бы, что к чему, если бы не успела затопить его разумхмельная молодецкая удаль, заставляющая во всём искать повод для драки, –то самое качество, которому он и был обязан прозванием Бойцового Петуха.

– Ага! Стаю зовёт, напугался! Сейчас хвостподожмёт!.. – насмешливо указал он на Тхваргхела. – Ну что, венн?Тебе, звериному родичу, первая честь и первая ставка! Этот пёс, говорят, самыйсильный здесь на Кругу, только на моего зверюшку и он боится в одиночку идти!Ну, загадывай, сколько ему таких же шавок в помощь понадобится, чтобы одномуИстинному Зверю глотку перекусить? Две, три, девять для ровного счёта?.. На чтооб заклад биться будешь? А, венн?

Народ вокруг начал неодобрительно шуметь. Разошедшийся сегванжелал нарушить само предназначение Круга, исстари служившего святому делувозвеличения пастушьей пёсьей породы. Он собирался заменить благородныеборцовские поединки кровавым зрелищем травли. Куда ж такое годится? На Кругумерились силой, а не занимались смертоубийством без правил… А кроме того, можноодин раз назвать степных волкодавов «куцехвостыми шавками», можно два или дажетри раза – ничего, ветер развеет. Но не беспременно же, когда рот открываешь!Тем, кто ценит и любит своих питомцев, это может в конце концов надоесть…

Вот только Бойцового Петуха уже, что называется, понесло, иостановить его иным доводом, кроме кулачного, было мудрено. И Волк это понял.Он далеко не первый день знал Ригномера.

Ещё не осознав, что именно совершает, он вплотную подошёл кклетке и положил руку на железные прутья:

– Ты столько раз взывал к имени моего народа, сегван,что я отвечу тебе так, как ответили бы в наших лесах. А у нас очень не любят,когда родичей травят собаками, Ригномер. И вот что я тебе скажу, Бойцовый Петух:надумаешь спустить стаю на этого зверя – переступи сперва через меня!

Он говорил не особенно громко, но люди стали кивать,одобрительно пересказывая и обсуждая между собою его слова. Молодой венн увиделэто и услышал, потому что Наставник научил его даже в пылу ссоры и спора ничегоне упускать из виду. И, что важнее, он ощутил, как в его руку на прутьях клеткиосторожно ткнулся мокрый принюхивающийся нос: Брат!.. Такое поведение волка неукрылось от внимательных тин-виленцев. Вместо того чтобы разом отхватитьдерзкому человеку все пальцы, мохнатый пленник нюхал их, едва прикасаясь.Кто-то успел опрометчиво рассудить, что волк был ручной и знал венна. Такихзрителей поправили другие, истолковавшие вернее: венн вправду доводился волкусвоим, но не из-за приручения, а просто по крови. Узнанной и признанной имиобоими.