Алекс смотрел на Рафаэллу с откровенной радостью, когда они,выбравшись на улицу, приостановились, вдыхая свежий осенний воздух и ощущаясебя счастливыми и молодыми. Его глаза играли, и он не прятал улыбку. Она жеглядела на него несколько печально и задумчиво, хотя, впрочем, радостьпроблескивала и в ее взоре.

– Знаете ли, вы очаровали мою мать.

– Не пойму чем. Вот она меня очаровала. Она – самапрелесть, Алекс. Со всеми достоинствами, какие только возможны в женщине.

– Да уж, милейшая дева в годах, – сказал оншутливо, но думал не о матери, направив взгляд на Рафаэллу. – Когда мнепредстоит увидеть вас вновь?

Она нервно отвела взор, прежде чем ответить, обозревая приэтом улицу в поисках проезжающего такси. Потом вновь посмотрела на Алексатемными, озабоченными глазами, лицо вдруг стало грустным.

– Я не смогу, Алекс. Простите меня. Мне надо бытьвместе с матерью… и…

– Да не сутками же напролет. – В голосе прозвучалоупрямство.

Рафаэлла усмехнулась. Нет, ему не понять этого. Никогда нежил он в таких правилах.

– Только так. Беспрерывно. А потом надо вернутьсядомой.

– И мне тоже. Увидимся там. Кстати, я вспомнил, что вы,юная дама, забыли поведать мне нечто, сообщая, что остановитесь в «Карлейле».

– Что именно? – вмиг обеспокоилась она.

– Свою фамилию.

– Разве? – Поди разбери, искренняя или напускнаясия невинность.

– Забыли. И не появись вы сегодня, мне пришлось быусесться в вестибюле «Карлейля», поджидая, пока вы не покажетесь там, а ужтогда пасть к вашим ногам в присутствии вашей матери и смутить вас мольбойназвать свою фамилию!

Оба при этом засмеялись, он нежно взял ее руку в свою.

– Рафаэлла, мне нужно видеть вас снова.

Она подняла на него глаза, таявшие перед ним, желавшие всегожеланного ему, но понимающие, что у нее нет на то права. Он наклонился было,чтобы поцеловать ее, но она отвела лицо и уткнулась в его плечо, вцепиласьрукой в лацкан его пальто.

– Нет, Алекс, не нужно.

Он понял, что, коль ее мир наполнен дуэньями, ей не по нравуцеловаться с мужчиной на улице.

– Ладно. Но, Рафаэлла, мне нужно вас видеть. Сможетесегодня вечером? – Он расслышал вздох у своего плеча, она опять поднялаголову.

– А как быть с мамой, тетей, кузинами?

Он несносен, упрям, но таких обаятельных ей едва лидоводилось встречать.

– Возьмите их с собой. А я приведу свою мать.

Говорил он не всерьез, и она, поняв это, громкорасхохоталась:

– Невозможный вы человек.

– Конечно. И к тому же не сочту «нет» пригоднымответом.

– Алекс, ну пожалуйста! – Глянув вновь на часы,она впала в панику. – О Боже, они меня убьют! Сейчас как раз должнывернуться с ленча.

– Тогда пообещайте мне, что вечером вы со мнойвстретитесь за бокалом вина. – Он цепко держал ее за руку. Вдруг вспомнил:– И как, наконец, ваша фамилия?

Она высвободила руку, чтобы подозвать такси, показавшеесявблизи. Оно с визгом затормозило рядом с ними. Алекс еще крепче сжал другую ееруку.

– Алекс, не надо. Я должна…

– Не раньше, чем…

Она опять нервно усмехнулась, посмотрев ему в глаза.

– Ну хорошо, хорошо. Филипс.

– Под этой фамилией вы значитесь в «Карлейле»?

– Да, ваша честь. – Она на миг смягчилась, затемснова забеспокоилась: – Но, Алекс, я не смогу видеться с вами. Ни здесь, ни вСан-Франциско. Никогда. Надо прощаться.

– Ради Бога, не глупите. Это только самое начало.

– Нет и нет.

В этот момент она была совершенно серьезна. Таксистнетерпеливо фыркал. Алекс не сводил с нее глаз.

– Это не начало, Алекс, это конец. И я должна уехатьсейчас же.

– Ничего подобного!

Алекс вышел из себя. И пожалел, что прежде не поцеловалее. – Как? Только что, побывав на ленче со мной, вы познакомились с моейпрославленной матерью! Что в том дурного? – Он подшучивал над ней, онаглядела растерянно, и ему подумалось, что счет в его пользу.

– Алекс, но как я могу…

– Так увидимся попозже?

– Алекс…

– Никаких возражений! Одиннадцать вечера. Кафе «Карлейль».Потолкуем, Бобби Шорта послушаем. А не найду вас там, то поднимусь и будустучать в дверь к вашей маме. – И сразу стал озабоченным. – Вы жесможете освободиться от них к одиннадцати?

Даже ему следовало признать, что это смехотворно. Ейтридцать два года, и он расспрашивает, сможет ли она освободиться из-подматеринского надзора. В сущности, заведомый абсурд.

– Я постараюсь. – Она чуть улыбнулась ему,виновато посмотрела. – Не следовало бы нам так поступать.

– Почему же?

Она собралась объяснить ему, но трудно это сделать, стоя натротуаре, когда шофер такси рычит от нетерпения.

– Поговорим об этом сегодня вечером.

– Хорошо, – широко улыбнулся он. Значит, онапридет. С тем он распахнул дверцу такси и отвесил поклон. – Увидимсявечером, мисс Филипс. – Он нагнулся и поцеловал ее в лоб.

В следующую секунду дверца захлопнулась и машина рванулась впуть, а Рафаэлла, поместясь на заднем сиденье, яростно казнила себя засобственную слабость. Ни в коем случае не надо было с самого начала вводить егов заблуждение. Сказать бы ему всю правду в самолете, и ни на какой ленч непришлось бы идти. Но один раз, всего-навсего один раз, подумалось ей, есть же унее право поступить необычно, неожиданно. Или она вовсе лишена такого права?Откуда оно у нее, когда Джон Генри, умирающий, сидит в своем кресле-каталке?Как позволить себе такие игры? Такси подъезжало к «Карлейлю», и Рафаэллапоклялась себе, что нынешним вечером объяснит Алексу, что она замужем. И несобирается в дальнейшем встречаться с ним. А после этого ленча… всего-тоостается встретиться единственный раз… И сердце ее забилось при мысли о ещеодной предстоящей встрече с ним.

– Ну? – Алекс победно посмотрел на мать и сел застолик. Она улыбнулась ему и внезапно ощутила себя совсем старой. Как молодовыглядит он, весь в надеждах, радости, ослеплении.

– Что «ну»? – В голубых ее глазах были ласка ипечаль.

– Отчего это ты переспрашиваешь? Ведь она изумительна,правда?

– Правда. – Шарлотта не собиралась возражать.

– Наверное, подобных красавиц я в жизни не встречала.Очаровательна, тактична, мила. Приглянулась мне. Однако, Алекс…

Она остановилась в нерешительности, но через какое-то времяпредпочла все высказать: