Около невысокого деревянного барьера, который отделялпочтовых работников от прочей гражданской публики, стоял, покачиваясь,здоровенный парень лет тридцати пяти с кудрявыми светлыми волосами и детскимобиженным лицом, которое несколько портил синяк под левым глазом.

– Точно мне ничего нет? – допытывался он умолоденькой почтовой работницы, которая бодро штемпелевала письма. – Ты,Галя, посмотри хорошенько. Может, из газеты какой письмо или из журналацентрального…

– Да уж десять раз смотрела! – отозвалась та, непрерывая своего занятия.

– Ты на какую фамилию смотрела? – не сдавалсяпарень.

– На какую надо, на такую и смотрела!

– Так это ты на фамилию Ячменный смотрела, а ты теперьеще посмотри на Карельский!

– Вы мне, гражданин, паспорт на какую фамилиюпредъявили? – терпеливо отозвалась служащая. – На фамилию Ячменный!На эту фамилию я, само собой, и смотрела. Предъявите на другую фамилию – я нату посмотрю!

– Что же у меня – десять паспортов, что ли? –обиделся незадачливый корреспондент. – Такого закона нету, чтобы десятьпаспортов иметь! Паспорт у меня один, на Ячменного, а Карельский – это мойтворческий псевдоним!

Последнее слово он произнес с ударением на «о».

– Такого закона нет, чтобы корреспонденцию напсевдонимы получать, – спокойно отозвалась девушка. – Отойдите,гражданин Ячменный, вы другим гражданам мешаете ко мне подойти.

Ячменный хмуро взглянул по сторонам, никого не увидел, новсе же отошел от барьера, слегка покачиваясь и распространяя устойчивый запахперегара.

– Вы корреспондент П. Карельский? – обратилась кнему Надежда, изображая крайнее уважение.

– Ну я! – Ячменный приосанился. – Все-такизнает меня читающая публика! Помнят люди Пашку Карельского! А эти, в«Выборгском крае», не хотят мои материалы печатать! Говорят, что я утратилчувство современности! Утратил, блин, связь с родным краем! Как это я утратил,когда это чувство у меня впитано, можно сказать, с козьим молоком матери! Авам, женщина, что – автограф написать?

– Это как-нибудь в следующий раз, – вежливоотказалась Надежда. – Я с вами вот о чем хотела поговорить. Пять лет назадвы писали о Выборгском маньяке…

– Точно! – Корреспондент засиял, как медныйсамовар. – Тогда небось они за каждую мою строчку дрались! И гонорарыплатили по самому высшему разряду! И размеры статей не ограничивали! Потому чтосамая настоящая сенсация! Это был, можно сказать, звездный час ПавлаКарельского! Я же ведь и название это для него придумал – Выборгский маньяк! Смоей, можно сказать, легкой руки оно за ним закрипе… закрепилось! – Он синтересом взглянул на Надежду и спросил: – А вы, стало быть, читали те моипубликации? Помните их? Вот ведь, годы проходят, а настоящая-то журналистика незабывается! Вот она, сила слова!

– А нашли в конце концов этого маньяка? –полюбопытствовала Надежда.

– Нашли?! – Ячменный выкрикнул последнее слово стаким искренним возмущением, что с деревянного стеллажа в глубине помещениясорвался пустой упаковочный ящик и с грохотом горной лавины обрушился на пол.

– Гражданин Ячменный! – строго проговориламолоденькая служащая, на мгновение прекратив штемпелевать письма. – Либособлюдайте порядок, либо покиньте помещение!

– И покину! – отозвался корреспондент. – Инемедленно покину! Поскольку здесь меня совершенно не понимают… – Онповернулся к Надежде и предложил ей совсем другим голосом: – Пойдемте в одноприличное место, посидим… я вам там расскажу всю эту трагическую историю.Потому что я вижу – вы истинный ценитель слова! Вы поймете муки творческойнатуры!

Надежде совсем не хотелось понимать муки нетрезвой«творческой натуры», тем более не хотелось сидеть с Ячменным в «приличномместе», но она поняла, что это единственный способ раздобыть ценную информациюо делах пятилетней давности, и она скрепя сердце отправилась вслед за Павлом.

Идти им пришлось совсем недолго: в этом поселке всесколько-нибудь заметные учреждения культуры и прочие общественные заведения располагалисьрядом.

Ячменный подвел ее к приземистому одноэтажному домику,выкрашенному в непритязательный голубой цвет, с яркой вывеской «Василек» наддверью.

Надежда поняла, что это то самое питейное заведение, котороефигурировало в одной из статей про маньяка.

Внутри заведение оказалось неожиданно чистым.

Видимо, эта чистота стоила немалых стараний стоявшей застойкой буфетчице – пухленькой и розовощекой особе лет сорока в белом кружевномпереднике и такой же наколке на мелко завитых соломенных волосах.

Большинство столиков было занято представителями местногонаселения, но Павла узнали, и двое трактористов подвинулись, освобождая ему иего спутнице часть стола.

Узнала Ячменного и буфетчица.

– Павлик! – окликнула она его недовольнымголосом. – Ты со мной еще за прошлый раз не расплатился!

– Зинуля! – Ячменный рванул рубаху нагруди. – Я с тобой расплачусь! Я с тобой непременно за все расплачусь!Непременно и обязательно! Ты ведь меня знаешь: я – всегда! Вот меня сейчаснапечатают в «Комсомолке», и я раз и навсегда расплачусь с долгами…

– Знаю я тебя! – отмахнулась Зина. – В«Комсомолке»! Тебя уже и в многотиражку птицефабрики, и то не пускают!

– Вот она – судьба творческой личности в России! –горестно проговорил корреспондент, повернувшись к Надежде. – Женщина,может быть, вы ссудите мне сто рублей одной купюрой? Я вам верну, я вамнепременно верну!

– Обязательно одной? – удивленно спросилаНадежда. – А две по пятьдесят не устроят гиганта мысли?

– Можно и по пятьдесят, но сто – это как-тоблагороднее!

– Да ладно уж, пусть будет сто, только, пожалуйста, ненапивайтесь! – Заинтригованная Надежда дала корреспонденту денег.

Он ненадолго удалился и вернулся с графинчиком водки итарелкой с крупно нарезанной сельдью.

– Ну так чем же закончилась история с маньяком? –напомнила Надежда о теме их разговора.

– Ничем! – выдохнул Павел, опрокинув в рот первуюрюмку водки и удовлетворенно зажмурившись. – Они его так и не поймали.Хотя рапортовали в центр об успешном раскрытии дела. И убийства действительнопрекратились…

– Не поняла. – Надежда не сводила глаз сЯчменного. – Почему же тогда вы уверены, что его не поймали?

– Интуиция! – Павел постучал себя в грудь. –Моя журналистская интуиция!

Надежда Николаевна и сама придавала собственной интуициибольшое значение, поэтому отнеслась к словам неудачливого корреспондента сдолей понимания.

– Но все-таки на чем-то эта ваша интуицияоснована? – осведомилась она, машинально подцепив с тарелки кусок сельди.