В полу зияла дыра. Грибок сожрал половицы.

— Эй! — Я опустился на четвереньки. — Ты тамкак?

— Я тут… я тут ничего.

— Цела?

— Вроде бы… Да, цела. Все нормально.

— Ноги?

— В порядке. На носочки пришла.

Я наклонил свечку, чтобы тень от плошки не мешала видеть,что там, внизу, и немного не рассчитал: расплавленный воск струйкой полилсявниз.

— Ты что?!!

— Был не прав, — быстро покаялся я. До дна ямы…метра три на глазок, рукой за руку не зацепиться… — Так. Никуда не уходи,я поищу какую-нибудь доску.

— Попробуй по лестнице, через каржину.

— Точно, я и забыл…

Но лестница меня привела всего лишь в маленькое подполье, неимеющее сообщения с той ямой, куда свалилась Маринка. То есть сообщение,наверное, какое-то было, воздух куда-то тек, причем ощутимо, но не былопрохода. Я выбрался наверх, крикнул ей, что сейчас все сделаю, и пошел залавкой. Свяжу две вместе — должно хватить… Вместо этого в сенях я увиделтолстую, в руку, жердь с какой-то рогулькой на конце, прислоненную к стене подиагонали. Длины должно хватить… попробовал на излом — крепкая, выдержит.

И потащил ее внутрь.

Впрочем, через кухню я бы ее никак не пронес, застрял бынеминуемо — но, к счастью, догадался посмотреть, упирается ли внутренняямежкомнатная перегородка в печку. Нет, не упирается — промежуток в две ладони,прикрытый доской и замазанный глиной. В несколько ударов я эту доску вышиб,просунул жердь в образовавшуюся щель, нащупал концом ее дыру в полу…

— Костя! — глухо донеслось из-под пола. — Идисюда! Ты только посмотри, что тут есть!

Маринка, конечно, тормоз. Мы возились со свечкой, а в еекармане лежал сотовый телефон — по прямому назначению непригодный, конечно, нозато в нем был встроенный фонарик. И вспомнила она об этом, только когда явозился с жердиной. Заскучала, понимаешь, в темноте, задумалась, чем бызаняться, решила включить на телефоне игрушку — и тут ее осенило.

Короче говоря, яма, в которую она свалилась, была не ямой.Это было начало настоящего подземного хода. Начинался он, конечно, в подполье,но был отгорожен маскировочной стенкой — вот этой, надо полагать. Стенка былакрепкая и пинкам не поддалась. Возможно, какой-нибудь секретный механизмотпирал ее… Маринка же (ну и я вслед за ней) попали в туннель сверху,провалившись сквозь его потолок. Свод оказался слишком тонким и обвалился ужедавно, а потом подгнил пол этой хитрой, оказывается, избы…

— Финны, наверное, в войну проложили… —предположил я. — Ведет в какой-нибудь дот.

— Давай посмотрим. Если далеко, не пойдем.

— Гнилое все. К черту.

— Ну, Кость! Ну а вдруг? Вдруг там что-тонеобыкновенное?

— Этого я и боюсь, — признался я.

— Ты никогда не страдал избытком любопытства!

— Я страдал от него.

— Ладно. Ты подожди тогда здесь, а я посмотрю. Ну, пятьминут буквально!

— Нет уж. Пошли вместе. И пусти — я вперед.

— Почему это?

— Потому что я — как это по-русску? — мужскаяшовинистическая свинья. Вот почему. Давай сюда фонарик.

И мы пошли.

Ход, поначалу низкий и тесный, скоро расширился, идти можнобыло во весь рост. Он вел полого вниз и так же полого загибался влево. Стены ипотолок в узкой части были чем-то выложены, какими-то большими нестандартнымикирпичами, что ли; в широкой же — это была просто гладко обтесанная цельнаяскала, причем, если не ошибаюсь, диабаз. Кроме шуток! Не видел бы сам —посчитал бы за розыгрыш. Чем же его таким долбили?..

Естественно, вспомнились и древнеегипетские развлечения спилением и сверлением гранита, и байки Ладислава Кареновича об атлантах… Вобщем, я уже склонен был с ним согласиться: да, было в нашем давнем прошломнечто.

Если, конечно, это не финны времен Великой Отечественной…

Это были не финны. Спуск закончился, коридор расширился ещебольше — вернее сказать, в ширину он остался таким же, зато стал гораздо выше.Стены плавно переходили в потолок и смыкались под острым углом — ну, метрах впяти, наверное, от пола. Сечение туннеля имело форму то ли утюга, то линаконечника копья. Это что-то мне смутно напоминало…

А потом на стенах начались рисунки. Росписи. Целые панно.Прекрасной, невиданной сохранности рисунки каменного века: мамонты, горбатые быки,олени, охотники с копьями, женщины с детьми у костра… много, десятки. Мы шлимедленно, и я снимал и снимал, только, сжав зубы, поменял в настройках размерснимков на средний, миддл, чтобы, не дай бог, не закончилось место на карточке.Аккумуляторы у меня запасные были, один комплект я только недавно поменял иперезарядил, а вот вторая карточка вчера, когда начался бабский визг, так иосталась в кардридере, потому что я скидывал фотки на ноутбук.

От вспышки плыли фиолетовые пятна в глазах.

А потом мы оказались в тупике. Туннель кончился глухойдиабазовой стеной. И все.

(Ненадолго прервусь. То, что я сейчас расскажу, я помнюсмутно или даже не помню совсем. Вернее, то, что я помню сейчас, — этовосстановленные воспоминания по моим же заметкам в тетради и на диктофоне,сделанным на следующий день. Ну и еще по тому, что рассказывали ребята. Идальше таких моментов будет все больше и больше — и, наверное, я буду об этомпредупреждать только в каких-то особых случаях. Ну, не знаю, как пойдет. Вот —предупредил.)

Телефончик, пискнув, погас. Аккумулятор выжал из себя все докапли.

— Ну вот, — сказала Маринка. — Как всегда, насамом интересном месте. Зарядки у тебя нет, случайно?

Я громко похлопал себя по карманам.

— Не захватил. Но знаешь, что самое страшное? Тут нетрозетки.

Маринка хохотнула.

— Ты вообще как? — спросил я. — Не мерзнешь?

— Мерзну. Но могу терпеть. Когда перестану мочь, скажу.

— Як тому, что ты что-то дрожишь.

— Я?

— Угу.

— Действительно… ты сказал — я почувствовала. Нет,настолько я не мерзну…

— Ну, бывает ведь и просто дрожь, — голосомдедушки Фрейда сказал я.

— Мнэ… Ты что, со мной заигрываешь?

— Как можно!

— А что тогда?

— Когда?

— Ну вот сейчас!

— Право, ничего. А вы что-то стремное подумали,сударыня?

— Ну… в общем, да.

— Хм. Должен сказать, что где-то в чем-то вы угадали.Только вот…