в хвост очереди и стал издали рассматривать витрину. Помню, когда я только приехал сюда, то умудрился за месяц отрастить животик, который смотрелся совершенно неестественно на моем худом, тщедушном теле. Он как горошина выпирал упругой полусферой и мешал мне помещаться в одежду.

— Ты жрешь много теста, — диагностировал мой недуг Марк, — это проблема всех недавно приехавших, ну пожалуй кроме немцев и евреев, но ты ни тот и ни другой, значит всё, завязывай есть баницы.

Я не завязал, потому что это не еда, а легальный наркотик, поверьте, но теперь хотя бы понимаю, из-за чего моя проблема с весом. Я взял геврек и маленькую бутылочку айряна, тоже неплохая штука, не кефир, конечно, и отошел к высокому столику, возле которого никого не было. Рыжий кот, из тех, которые водятся на Балканах, длинноногий, с маленькой головой и худой шеей, «удлиненного типа», как их называла моя жена, сидел рядом, щуря на меня зеленные с поднятыми уголками как на японских миниатюрах глаза. Я выковырял из геврека немного творога с местной брынзой — сирене, и кинул ему, но кот даже не пошевелился, как и должен было сделать кот, живущий возле баничной.

В кармане куртки завибрировал телефон:

— Ты позвонил Горану? — Марк решил играть роль моего строгого отца.

— Сегодня же воскресенье, — удивился я, но Марк пояснил мне как малышу:

— Ты что, не слушал меня? Я же сказал, что Горан — серб!

Ах, вот к чему он это сказал! Меня прямо-таки осенило. Действительно, эти странные характеристики, которые он дает людям, явно не спроста. Он хотел сказать на самом деле «серб, а не болгарин» и «кто угодно, а не болгарин», потому что никто в Болгарии не будет работать в воскресенье, хоть какие деньги ему это может принести. И дело не в религиозности, как, к примеру у баварцев или поляков, тут народ совершенно не религиозен в общепринятом понимании, но все без исключения являются адептами другой религии, абсолютно балканской, даже скорее всего совершенно болгарской, а именно: работать как можно меньше, даже если из-за этого ты не получишь денег, ну и что, плевать, главное — отдых.

Я набрал номер Горана и он сразу же ответил мне:

— Слушам!

Я говорю по-болгарски уже вполне сносно, и даже не теряюсь больше в магазинах или учреждениях, в которые вынужден ходить иногда как всякий экспат, но мне показалось, что в данном случае стоит сразу перейти на удобный для меня язык, потому что вопрос предстояло решить серьезный, а играть я буду не на своем поле. И я ответил ему по-английски:

— Мне ваш телефон дал Марк.

Горан действительно не стал возмущаться, что я потревожил его в воскресенье утром, а тут же перешел на сносный английский, правда с сильно выраженным, как у местных, акцентом. Первым делом он поведал мне с восторгом о том, что вспоминает свое сотрудничество как с Марком, так и со всеми его знакомыми как самые приятные и готов подобрать для меня отличные варианты.

— Мне нужна квартира в центре, минимум с одной спальней, а лучше с двумя, — я на ходу стал представлять наше с женой будущее жилище, и подумал, что будет лучше, если я устрою себе совершенно автономный отдельный кабинет для того, чтобы не мешать ей своей работой, но и тут меня осенило, что может и она захочет иметь свой уголок для кабинета или будуара, как же я не подумал об этом сразу?! И потому добавил, — лучше с тремя спальнями, две из которых могут быть небольшими, но одна — обязательно очень светлая, — потому что Ане нужна обязательно светлая комната. И тут я осознал, что ей бы понравился балкон в ее комнате. Да, балкон — это отличная идея! Выйти в такой вот солнечный день, оторвавшись от дел, взять чашку кофе, который я ей сварю и выпить его неспешно, поглядывая на цветущий город, и я добавил Горану еще одно свое пожелание: — и с балконом!

Сначала мне понравилось, что он мне не возражал, но потом я встревожился:

— Это все возможно?

— Конечно! — заверил меня Горан. Я обрадовался и подумал, насколько, оказывается Марк не прав, когда говорит, что в Софии невозможно снять хорошее жилье, отвечающее всем требованиям цивилизованного человека, и как, по его словам, молниеносно разбирают хорошие квартиры местные жители, оставляя нам, приезжим, только всякий шлак, типа той, в которой он сейчас живет. И, я, решив, что уже высказал достаточно пожеланий, спросил брокера:

— То есть вы мне найдете такую квартиру?

— Естественно! — ответил он, но, как всегда, в таком случае бывает, добавил ложку дегтя, — а какой у вас бюджет?

Нет, деньги у меня были, тут вы можете даже не сомневаться, но моя жена не любит, когда я «гусарю», и потому я робко скорее спросил, чем ответил:

— Пятьсот?

— Евро? — уточнил Горан.

— Да, — уже более уверенно ответил я.

Горан сказал без тени сомнений в голосе:

— Это сейчас невозможно.

Мне понравилось, что он не стал возмущенно фыркать, или хуже того, высмеивать мою наивность в ценообразовании аренды квартир в центре Софии, а, наоборот, добавил такое важное слово «сейчас», чем смягчил мою наивность, вроде как все нормально, чел, раньше да, можно было бы снять за пятьсот евро, но теперь, извини, времена изменились, а ты, наверное, был чем-то занят, и потому пропустил тот момент, когда все изменилось. Это придало мне уверенности в себе, и я смог уточнить:

— А сколько это теперь стоит?

— Восемьсот.

И опять его четкий, не терпящий никакого разночтения ответ, мне страшно понравился. Горан показался мне заранее, еще до нашего очного знакомства, жутко деловым и прагматичным. И потому что я сам совершенно не такой, то мне импонируют эти качества в других людях.

— Кто будет жить в квартире? — закономерно спросил он и я сразу же ответил уверенно, и возможно, излишне радостно:

— Мы с женой.

— Дети? Животные есть? — уточнил он и я поспешил успокоить его, что нет, у нас никого нет.

Горан ответил с нескрываемым удовлетворением в голосе:

— Отлично! И последний вопрос? Кем вы работаете? — и тут же, почему-то не дожидаясь моего ответа, сам же решил, — вы, наверное, как и Марк, программист?

Я не знаю, почему обычные люди называют все специальности в ай-ти словом «программист», это же в корне неверно! Но моя жена говорит, что не надо спорить с теми, кто толком не представляет, чем я занимаюсь, и раз им удобнее считать, что мы с Марком делаем одинаковые вещи, то пускай, это, на самом