Я подумала, что если Натэниела не будет в кровати, он неуслышит продолжения. Не услышит, что случилось, когда Джим узнал, кто такой насамом деле этот добродушный негодяй Джон Сильвер. И мысль о том, что Натэниелане будет с нами, когда мы дочитаем приключение до конца, обожгла — будтоодновременно заболели сердце и желудок.

Натэниел открыл дверь и придержал её передо мной, потому чтокогда ardeur так близко, мне лучше за руль не садиться. Он держал дверь и былпросто нейтрален, когда я прошла мимо. Я не знала, что делать, и потому тожеосталась нейтральной. Но когда я села и пристегнула ремень, я поняла, что мнеего будет не хватать. Не потому, что жизнь моя идёт легче с ним, чем без него,а просто — скучать по нему буду. Мне будет недоставать запаха ванили наподушке, тепла его тела в постели, путаницы его волос — живого спутанногоодеяла. Если бы этого хватило, я бы просто выставила его после чтения в егокомнату. У него была комната, где было все его барахло, только его там не было.Но я не могла так поступить и чувствовать, что поступаю честно.

Он плакал, когда умерла Шарлотта — из «Паутинки Шарлотты». Азрелище, как он плачет над мёртвой паучихой, я бы ни за что не пропустила. Иэто была идея Натэниела — посмотреть все старые фильмы про чудовищ. Вы не жили,если не смотрели «Человек-волк» (1941), «Проклятие вервольфа» (1961) и«Вервольф» (1956) в компании оборотней. Они стучали по экрану, кидалисьпоп-корном и выли — иногда в буквальном смысле, — глядя, как киношникиизображают жизнь, которую они слишком хорошо знают. Леопарды жаловались, что уволков куча фильмов, а у них, леопардов, если не считать «Люди-кошки», таквообще ни одного. Вервольфы знают вариант восьмидесятых годов, но почти ни одинне знал оригинала из пятидесятых. Мы запланировали ещё один киновечер, чтобыпосмотреть обе версии сразу. Я точно знала, что почти все время будет шумноевесёлое возмущение, как оба эти фильма попадают пальцем в небо, и иногда —жутковатая тишина, когда киношники случайно угадают правду. Ладно, это онибудут жутковато молчать, а я — смотреть, как они смотрят на экран.

Я ждала этого вечера. И сейчас попыталась увидеть, как онобудет без Натэниела. Когда он не будет ходить в кухню и обратно, приносяпоп-корн и газировку, не будет требовать, чтобы стаканы ставили на подставки.Не будет сидеть на полу у моих ног, полночи держа голову у меня на колене,полночи водя рукой мне по икре. Без сексуального подтекста — просто ему лучше,когда он ко мне прикасается. И в парде, и в стае от прикосновений всем лучше.Бывает такое личное и близкое без секса. В самом деле бывает, просто для меняэто необычно.

Эта мысль вернула меня к текущей проблеме. Забавно, какиеизвивы выкидывает мысль. Сегодня, когда ardeur снова вылезет, что я будуделать? Могу, конечно, выгнать Натэниела к нему в комнату, вполне законно,потому что завтра мне тоже надо будет кормиться. Могу оставить его на десерт.Но мы оба будем знать, что дело не в этом. Не его я сохраняю, а себя спасаю. Отчего спасаю — мне не до конца понятно. Но явно дело во мне, а не в нем.

Он не хочет, чтобы его спасали. Нет, не так. Он думает, чтоя его уже спасла. Все время я обращалась с ним как с принцем, который долженнайти свою принцессу, но все это неправда. Он сам — принцесса, и я его спасла.В глазах Натэниела я и есть принц в сверкающих доспехах, и мне только надоперейти черту, и мы будем жить долго и счастливо.

Беда в том, что я никому не принц и никому не принцесса. Я —всего лишь я, и нет у меня никаких доспехов, тем более сверкающих. Я вообще неиз волшебной сказки. И в «долго и счастливо» тоже не верю. Вопрос в том, верюли я вообще в «счастливо»? Ответить бы на этот вопрос — и все тревоги побоку,да вот не получается ответить. Так что, пока Мика вёл машину через октябрьскуютемь, я все ещё не знала, что буду делать, когда проснётся ardeur. Я уже и незнала, что правильно будет сделать. Правильно — это же когда помогаешь кому-то,а неправильно — когда делаешь кому-то больно? И часто ли мы выбираем правильноепотому, что оно правильное? Мне всегда неловко было молиться Богу насчёт секса— в любом контексте, но сейчас я молилась, пока мы ехали, потому что другихвариантов не было. Ответа я не получила, да и не ожидала его. У меня много естьпарапсихических способностей, но, слава Богу, умения говорить с Ним напрямуюсреди них нет. Если вы думаете, что это не так уж страшно, перечитайте ВетхийЗавет. Ответа не было, но не в этом суть — хуже, что я не ощутила того мира,что обычно во время молитвы.

Зазвонил мой сотовый. Я вздрогнула, и пульс забился в горлетак часто, что я не сразу смогла ответить.

— Анита, Анита, ты меня слышишь? — спросил женскийголос.

Марианна. Она живёт в Теннеси и служит варгамором у стаиДуба. Очень старомодное название и очень редкая работа — она колдунья, котораяпомогает стае разбираться с метафизическими проблемами. У большинства стайваргаморов сейчас нет — слишком это старомодно. Может быть, мода на нью-эйджвведёт в моду и эту должность.

И ещё она помогает мне управляться с моими способностями.Единственный экстрасенс, которого я знаю и которому верю. Оборотней она знаетпочти так же хорошо, как и я — в чем-то лучше, в чем-то нет. Но мне с этимиспособностями нужен кто-то вроде наставника, и она ближе всего к этому понятию.

— Марианна, до чего же я рада тебя слышать! Чтослучилось?

— Я вдруг почувствовала неодолимое побуждение тебепозвонить. Что там у тебя?

Видите? Действительно экстрасенс. Я хотела все объяснить, ноза моей спиной сидел Натэниел. Что мне было делать — сказать, чтобы он заткнулуши и напевал, пока я буду говорить?

— Несколько неловкая ситуация.

— Мне угадывать?

— Если хочешь.

Она замолчала на несколько секунд, но угадывать не стала.Либо пустила в ход свою колдовскую интуицию, либо вытащила карту — карту таро,я имею в виду.

— Я смотрю на Рыцаря Кубков — обычно это картаНатэниела.

Я отнеслась скептически — по меньшей мере, — когдаМарианна впервые вытащила колоду, чтобы, как она сказала, «читать». Но еёчтения были так точны, что жутко становилось. Когда она впервые это делала,картой Натэниела был Паж Кубков, карта для ребёнка или очень молодого юноши. Нонедавно он получил повышение в Рыцари Кубков.

— Да, это так.

Молчание. Я знала, что она раскладывает гадание. Онастаралась заставить меня пользоваться картами, посмотреть, есть ли у меняспособности к гаданию, но в моих глазах карты оставались просто красивымикартинками. Мои способности лежат не в той области.

— Король Жезлов, Мика, тоже сейчас с тобой.

Это не был вопрос.

— Да.

Я представила себе её длинные седые волосы, увязанные вхвост, как они висят за спиной, а она в свободном платье сидит на кроватипо-турецки, потому что уже поздно. Она стройная и сильная, и тело её неподстать волосам или тому факту, что к шестидесяти ей ближе, чем к пятидесяти.