Как она это спокойно, по-деловому! Вы молились. Бог не можетподойти к телефону, Он оставит сообщение у вас на автоответчике. Ну и ну.

Я облизала вдруг пересохшие губы, и спросила:

— И тебя не пугает, что ты только что приняла для менясообщение от Бога?

— Ну, не прямо от Него. Он же это переслал.

И опять спокойный тон. Ничего особенного.

— Марианна!

— Да?

— У меня иногда от тебя мурашки по коже!

Она рассмеялась.

— Ты поднимаешь мертвецов и убиваешь нежить, и тыиспугалась меня?

В такой формулировке это действительно было глупо, но всеравно правда.

— Скажем так: я рада, что у тебя твои парапсихическиесилы, а у меня мои. И так у меня серьёзное чувство вины и без того, чтобыпредсказывать будущее.

— Не вини себя ни в чем, Анита, а следуй своему сердцу.Нет, это была королева Скипетров, а не Кубков. Так что следуй своей силе, пустьона отведёт тебя туда, где тебе надлежит быть. Верь себе, и верь тем, кторядом.

— Ты же знаешь, я никому не верю слепо.

— Мне ты веришь.

— Ну да, но…

— Перестань ты в этом ковыряться, Анита. Твоё сердце —не рана, в которую нужно лезть и смотреть, не сходит ли струп. Ты можешьисцелиться от старой боли, если позволишь этому случиться.

— Так мне все твердят.

— Если все твои друзья говорят одно и то же, и твоёсердце говорит то же самое, а спорит только твой страх, так перестань упираться.

— Я не слишком хорошо умею сдаваться.

— Да, я бы сказала, что это ты хуже всего умеешь.Отдать то, что тебе уже не служит, не защищает и не помогает, не значитсдаться. Это значит вырасти.

Я вздохнула:

— До чего же я не люблю, когда ты так осмысленноговоришь!

— Не любишь, но на это надеешься.

— Да.

— Иди в дом, Анита, иди в дом, и делай свой выбор. Ясказала все, что имела сказать, и теперь все в твоих руках.

— А вот это я больше всего ненавижу, — ответила я.

— Что именно?

— Что ты не пытаешься меня убеждать. Ты толькосообщаешь факты, говоришь, какие у меня варианты выбора, и отпускаешь.

— Я могу давать наставления, но не приказы.

— Я знаю.

— Сейчас я вешаю трубку, а ты пойдёшь в дом. Потому чтоне будешь же ты спать в машине.

Телефон умолк.

Марианна была права, как всегда. Я злилась на неё за то, чтоона просто даёт мне информацию и помогает думать, но не говорит, что делать.Конечно, попытайся она мною командовать, я бы не потерпела. Я всегда выбираюсама, и чем настоятельнее меня подталкивают, тем сильнее я эти подталкиванияигнорирую, поэтому Марианна не подталкивает никогда. Вот тебе информация, воттебе варианты выбора, а теперь будь взрослой девочкой и выбирай сама.

Выбираясь из джипа, я надеялась оказаться достаточновзрослой для предстоящего выбора.

Когда я вошла, в гостиной было темно, свет горел только вкухне. Оба они прошли через кромешную темноту дома и включили свет только ужена кухне, посмотреть сообщения автоответчика. У леопардов глаза лучше видят втемноте, чем у людей, а у Мики они вообще всегда кошачьи. Бывает, что он ходитпо всему дому, не зажигая света, ни на что не натыкаясь, так же уверенно, как япри свете дня.

Но сейчас из кухни было достаточно света, чтобы я не сталазажигать его в гостиной. Белый диван будто сам светился, хотя я понимала, чтоэто иллюзия, отражение рассеянного света от белой ткани. Я не сомневалась, чтомальчики пошли переодеваться на ночь. Почти все ликантропы, любого вида,предпочитают одежды поменьше, а Мика не любит парадных нарядов.

Я вошла в пустую кухню — не то, чтобы мне там было, чтоделать, а просто я не готова была идти в спальню. Все ещё было непонятно, чтотам делать.

Теперь у меня в кухне стоит большой обеденный стол. Вуголочке для завтрака, у эркера, выходящего на лес, по-прежнему расположилсястолик для четверых. И того было слишком много, когда я только сюда переехала.Сейчас, потому что обычно у нас ночуют ещё несколько оборотней-леопардов — вслучае опасности, а чаще просто, чтобы быть поближе к группе, к своему парду, —понадобился стол на шестерых. Даже больше надо было бы, да в кухню не влезет.

Посреди стола стояла ваза. Жан-Клод стал посылать мне подюжине белых роз, когда мы начали встречаться. Когда к этим встречам прибавилсясекс, он добавил к дюжине тринадцатую розу, красную. Одна красная роза, каккапля крови в море белых роз и белого подмаренника. Весьма красноречиво.

Я понюхала розы — красная пахла сильнее других. Трудно найтибелые розы с хорошим запахом.

Все, что мне надо было сделать — это позвонить Жан-Клоду. Онбы успел прилететь сюда до рассвета. Я кормилась от него раньше, могла бы исейчас. Конечно, это значило бы всего лишь отложить решение… нет, спрятаться отнего. Сильнее почти всего на свете я ненавижу трусость, а звонить сейчас моемулюбовнику-вампиру — это она и была бы.

Телефон зазвонил. Я так дёрнулась, что ваза закачалась настоле — будто я нервничаю или у меня совесть не чиста. Трубку я сняла на второмзвонке.

На том конце зазвучал интеллигентный профессорский голос, ноговоривший профессором не был. Тедди был выше шести футов ростом и серьёзнозанимался штангой. А то, что у него ещё и острый ум и точная речь, меняпоразило при первом знакомстве. Вид тупого силача и речь философа. Ещё онвервольф. Ричард разрешил волкам, которым нужна помощь, обращаться к коалиции.

— Анита, это Тедди.

— Привет, Тедди, что там у тебя?

— У меня ничего, но с Джилом не очень хорошо. Все будетнормально, но сейчас мы в приёмном покое больницы св. Антония.

Джил — единственный в городе лис-оборотень. Поэтому он весьмазависим от «Мохнатой Коалиции», как стали её называть местные оборотни и дажекопы. Изначально она возникла, чтобы создать лучшее взаимопонимание междугруппами животных, но нам пришлось выделить направление работы и с людьми — сними, оказалось, тоже нужно взаимопонимание. Ну просто одна большая вечерябратства ранних христиан.

— Что с ним?

— Автомобильная авария. Кто-то ехал на красный свет.Здесь в приёмном покое другие пациенты до сих пор возмущаются водителем. Еслибы Джил был человеком, он бы погиб.

— Окей, так они позвонили в нашу службу ответов, узналитвой сотовый…

— Полисмен на месте события заметил, что Джилпоправляется куда быстрее, чем следовало бы.