«Индивидуум, который не проявляет интерес к своим собратьям— людям, переживает наибольшие трудности в жизни и причиняет наибольшиенесправедливости другим. Из среды подобных личностей происходят неудачники ибанкроты».

Вы можете прочесть множество трудов ученых по психологии, ноне встретите положения более важного для нас с вами. Я не люблю повторений, ноположение, высказанное Адлером, столь велико по своему значению, что хочетсяповторить его. Однажды я прослушал в Нью-йоркском университете курс лекций отом, как писать короткие рассказы. В течение всего курса занятия с нашим курсомвел редактор «Кольерса». [13] Он говорил нам, что любой из доброй дюжинырассказов, проходящих ежедневно через его стол, можно было бы принять в печать,но после того как он прочтет несколько абзацев, ему уже становится ясно, любитли автор людей. «А если автор не любит людей, — сказал он, — людям непонравятся его рассказы».

Этот непреклонный, видавший виды редактор, дваждыостанавливается во время своей лекции о литературном мастерстве и извиняется заее нравоучительный характер. «Я говорю вам то же самое, — сказал он, — что говоритвам обычно ваш проповедник. Но запомните, если вы хотите добиться успеха вжанре рассказа, вы должны проявлять живой интерес к людям».

Если это справедливо по отношению к созданию художественныхпроизведений, то это втройне справедливо применительно к непосредственномуобщению с живыми людьми.

Я провел вечер в артистической уборной Говарда Тэрстона —признанного главы чародеев и короля фокусников во время его последнихвыступлений на Бродвее. В течение 40 лет он выступал перед всем миром, создаваяиллюзии, мистифицируя тысячи людей и заставляя их изумленно раскрывать рот. Наего представлениях побывало более шестидесяти миллионов человек, и он получилпочти два миллиона долларов прибыли.

Как-то я попросил мистера Тэрстона рассказать мне о секретахего успеха. Вне всякого сомнения школа в них совершенно ни при чем, ибо онбежал из дома будучи еще маленьким, стал бродягой, путешествовал в товарныхпоездах, спал в стогах сена, просил милостыню по дворам и учился читать,разглядывая из товарных вагонов вывески вдоль железнодорожных путей.

Обладал ли он исключительными познаниями в области магии?Нет, он сказал мне, что существует масса книг об искусстве фокусника ииллюзиониста, и множество людей обладают в этой области знаниями не меньшимичем он сам, но он имел две вещи, которых не имели другие.

Во-первых, обладал способностью перевоплощаться и вводить взаблуждение.

Он был мастером цирка. Он знал человеческую натуру. Каждоеего действие на сцене, каждый жест, интонация голоса, движение бровей былизаранее прорепетированы и все движения рассчитаны по секундам. Но, в добавлениек этому, Тэрстон обладал живым интересом к людям. Он рассказывал мне, чтомногие фокусники, глядя на публику, обычно говорят себе: «Прекрасно! Вотскопище простаков и деревенских олухов, сейчас я их одурачу по всем правилам».

Подход Тэрстона был совершенно иным. Каждый раз, выходя насцену, он говорил себе: «Я благодарен этим людям за то, что они приходятпосмотреть на мое искусство. Это они сделали его доступным для меня инатолкнули меня на путь, столь соответствующий моим способностям. Сейчас я импокажу все лучшее, что умею».

Он признавался, что никогда не выходил к огням рампы, несказав себе вновь и вновь: «Я люблю моих зрителей». Смешно? Нелепо? Вы имеетеправо так думать, думать, как вам будет угодно. Я просто упоминаю об этом безвсяких комментариев, как о средстве, которым пользовался один из самыхзнаменитых иллюзионистов нашего времени.

Госпожа Шуман-Хейнк рассказала мне нечто похожее. Несмотряна все лишения и сердечную драму, которую ей пришлось пережить, несмотря на то,что жизнь ее была так трагична, однажды она даже покушалась на нее и жизньсвоего ребенка, несмотря на все это, она восхваляла свой путь к вершине,достигнув ее, она стала, может быть, самой замечательной из певиц, котораясвоим исполнением произведений Вагнера заставляла когда-либо трепетатьслушателей. Она тоже признавалась мне, что одним из ее секретов успеха являетсятот неослабный интерес, который она испытывает к людям.

Это являлось также одним из секретов удивительнойпопулярности Теодора Рузвельта. Даже его слуги любили его. Его камердинер, изцветных, Джей И. Амос написал о нем книгу, которую озаглавил: «Теодор Рузвельт— герой своего слуги». В этой книге Амос рассказывает о следующем показательномслучае:

«Как-то раз моя жена спросила президента, что за птицакуропатка. Она никогда не видела куропаток, и он ей подробно описал их.Некоторое время спустя в нашем коттедже зазвонил телефон (Амос с женой жил вмаленьком коттедже в имении Рузвельта на берегу Ойстер Бэй). Моя жена взялатрубку.

Это был сам мистер Рузвельт. Он позвонил ей, чтобы сказать,что перед ее окнами разгуливает куропатка, и она может ее увидеть, есливыглянет в окно. Мелочи, подобные этой, были очень характерны для него. Всякийраз как они проходили мимо нашего коттеджа, даже если президент не видел нас,мы слышали, обычно, его голос: „Оо-оо-оо, Джеймс“ или „Оо-оо-оо, Эмми!“»

Это было просто дружеским приветствием, когда он шел мимо.

Как могли служащие не питать симпатию к подобному человеку?

Как мог хоть кто-нибудь не симпатизировать ему?

Franklin Delano Roosevelt (1882.01.30 — 1945.04.12)

Рузвельт зашел однажды в Белый Дом, когда президент Тафт иего супруга отсутствовали. Его искреннее расположение к маленьким людямсказывалось в том, как он приветствовал по имени всех старых слуг, служащих ещепри нем в Белом Доме, даже если это касалось девушки-судомойки.

«Когда он увидел кухарку Алису, — пишет Арчи Бетт, — онспросил ее, печет ли она еще маисовые лепешки. Алиса ответила ему, что онаделает их иногда для слуг, но наверху их никто не ест. „У них просто нет вкуса,— пророкотал Рузвельт, — я скажу президенту об этом, когда увижу его“. Алисапринесла ему на тарелке кусок маисовой лепешки, и он направился в канцеляриюпрезидента, жуя ее и здороваясь на ходу с садовниками и чернорабочими...»

Он обращался к каждому точно так же, как обращался впрошлом. Они же перешептывались об этом друг с другом и Айк Гувер сказал сослезами на глазах: «Это был один счастливый день для нас за последние два года,и никто из нас не променял бы его и на сто долларов». Тот же самый живейшийинтерес к проблемам других людей сделал доктора Чарльза В. Элиота одним изсамых удачных ректоров, которые когда-либо управляли университетами, а вамследует учесть, что он возглавлял Гарвард в течение периода, который началсячерез четыре года после окончания Гражданской войны и кончился за пять лет доначала Мировой войны.[14]