Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их первая встреча состоялась в Клеве 11 сентября 1740 года. Фридрих осматривал самое западное владение Пруссии, где недавно вспыхнул спор. Епископ Льежский начал тяжбу с Берлином по поводу баронства в Херштале, непосредственно к северу от Льежа, на которое он претендовал и где в 1738 году было совершено нападение на прусскую команду, набиравшую рекрутов, получившее поддержку со стороны епископа. Однако Фридрих полагал, что претензии Гогенцоллернов на баронство в Херштале вполне справедливы. Фридрих сразу после восшествия на престол направил епископу жесткую ноту и погнал прусского генерала с войсками занять Мазейк. Такого рода ситуация не была чем-то необычным для Европы восемнадцатого века. Спор решался путем переговоров и торгов. Фридрих потребовал и получил крупную финансовую контрибуцию — 180 000 талеров[45] — от епископа в обмен за отказ от прусских прав на Херштал и эвакуацию войск из Мазейка. Помимо прочего, он посетил Клев, чтобы проверить, как дела у генерала фон Борке.
Этот инцидент не привел к кровопролитию, однако он показал, что король Пруссии готов действовать силой и защищать свои права там, где считал их законными. К тому же Фридрих никогда не игнорировал представительскую часть политики. Отметив в письме к Подевильсу, что «князь-епископ Льежский организовал в голландской и кёльнской прессе публикацию статей, подтверждающих его нрава», он потребовал подготовить пресс-релизы в противовес епископским, отобразив в них надлежащим образом позицию Фридриха: «Vous у devez employer ипе bonne plume!»[46] Он подготовил военный лагерь под Безелем и собрал там войска, готовые двигаться но первому приказу в спорные герцогства Юлих и Берг, если возникнет необходимость.
До этого, но пути в Клев через Байрейт и после краткой встречи с Вильгельминой, Фридрих решил инкогнито нанести визит в Страсбург. Он путешествовал как граф дю Фур, а один из его придворных, Альгаротти — как граф Пфуль. Тогда чуть не произошел конфуз. Сидевший в таверне с ними за одним столом офицер спросил, кто такой и откуда родом Альгаротти. «Итальянец, родом из Италии», — ответил Фридрих. Офицер оскорбился, сочтя такой ответ грубым и невежливым. Однако Альгаротти удалось сохранить мир, и, как говорил Фридрих, «было выпито немало шампанского». Ему пришлось также оправдываться, почему не играет в карты. Он сказал, что пообещал строгому отцу никогда не играть. Губернатор Страсбурга, маршал де Брольи, был несколько обескуражен, прослышав о визите короля. Оттуда Фридрих направился в Клев. Крюк оказался большим. Прусские путешественники не рассчитывали, что дорога через Страсбург займет на три часа больше времени, чем прямая из Байрейта.
Неподалеку от города в замке Мюзе король встретился с Вольтером, приехавшим в Клев. Все прошло прекрасно. К тому моменту они уже были большими, даже восторженными друзьями по переписке. Вольтер какое-то время говорил о замечаниях к «Анти-Макиавелли» с заслуживающей уважение искренностью: «Дерзну сказать вашему королевскому величеству, что некоторые из глав довольно длинны!» Ему удалось уговорить Фридриха сократить их на четверть. Фридрих был более чем решительно настроен не только убедить великого человека посетить Берлин, что тот вскоре сделал, но и остаться жить в Пруссии. И впрямь было бы трудно найти лучшее интеллектуальное украшение.
Предпосылки к такому повороту событий были налицо. «Я нижу, — писал Вольтер, — одного из самых приятных людей… полного мягкости, любезности, живости: забывающего, что он король, как только оказывается среди друзей». Он процитировал Фридриху слова одного из жителей Клева, который якобы спросил у него: «Правда ли, что наш король один из величайших гениев Европы, который, говорят, осмеливается опровергать Макиавелли?»
Но прежде чем Вольтер смог добраться до Берлина, произошло одно драматическое событие. 20 октября 1740 года умер император Карл VI. Одним из последних его государственных актов официально осуждались действия Фридриха в отношении епископа Льежского. Как ни странно, оно ускорило принятие епископом предложения Пруссии. Теперь во главе дома Габсбургов стояла дочь Карла VI, Мария Терезия. «Это, — уверенно и дальновидно писал Фридрих, — сигнал для. полной трансформации старой политической системы».
В течение нескольких дней Фридрих приказал закупить в Мекленбурге необходимое количество зерна, чтобы обеспечить армию в походе, организовать его перевозку баржами. Он пропел свое первое, но решающее совещание с министром Поденильсом и любимым военачальником, Шверином. Для себя король все уже решил. Час пробил. «Cette mort, — очень неубедительно написал он Вольтеру, — derange toutes mes idées pacifiques»[47]. Его план созрел давно. Силезия должна быть оккупирована. По праву и, если будет возможно, мирными средствами.
Подевильс осторожничал и не скрывал тревоги. Он считал, что все права принадлежат Бранденбургскому дому, но при этом перечислял договоры, на которые будет ссылаться Вена, где эти права переданы кому-то другому за незначительные услуги. Ответ, данный Фридрихом, в различных интерпретациях часто приводится как свидетельство против него. Вопрос о правах, говорил он Подевильсу, — компетенция министра. Существенным же является то, что армия готова. Приказы войскам уже отданы. Повод был неплохой, и коль уж «положение благоприятствует, то почему им не воспользоваться?». «Je suis prêt!»[48].
Фридриха всегда заботило сохранение секретности информации. Приказы на выступление в поход различным частям сопровождались массой ложных инструкций, касавшихся времени и направления движения войск. Их цель — сбить противника с толку. Он передал приказы с указанием направления движения двух кавалерийских полков, Гесслера и Будденброка, которые позже должны были присоединиться к основным силам, молодым офицерам, подтвердившим их получение. Фридрих с одобрением отмечал, что один из офицеров перетасовал листы. Окажись приказ перехваченным противником, тот не сразу поймет